У Дюпена появилось нехорошее предчувствие, что сейчас ему снова придется от начала до конца выслушать историю отеля «Сентраль» и «Школы Понт-Авена». Любой бретонский школьник – разбуди его среди ночи – мог наизусть рассказать историю отеля и художественной школы. Мари-Жанна Пеннек действительно сумела разгадать знамение времени: изобретение «летних дач», появление моды на приморский отдых с обязательными пляжами, солнечными ваннами и купанием. Поняв это, она открыла на муниципальной площади деревни простенькую гостиницу. Роберт Уайли был первым приехавшим сюда художником. Собственно, он приехал в Понт-Авен еще в 1864 году, а потом за ним потянулись его друзья, очарованные местной «совершенной идиллией». Сюда приехали ирландцы, голландцы, скандинавы, потом швейцарцы, и только десятилетием позже появились здесь и французские художники. Тем не менее местные жители называли всех обитателей этой колонии «американцами». В 1886 году сюда приехал Гоген; из колонии художников возникла «Школа Понт-Авена», где родилась новая, радикальная живопись.
Естественно, в Бретани вообще и в Понт-Авене было многое, что привлекало сюда художников. Они ехали сюда, в древнюю страну кельтов, в Арморику, «страну моря», как называли ее галлы. Волшебные ландшафты, немые свидетели таинственной эпохи – эпохи менгиров и дольменов, времен страны друидов, легенд и величественного эпоса. Они приезжали и потому, что Моне уже облюбовал это место и, расположившись на Иль-де-Круа, острове, который невооруженным глазом виден от устья Авена, писал поразительные пейзажи. Возможно, они бежали от цивилизации, чтобы обрести исконную простоту, нечто универсальное, истинное, то, что заключалось в крестьянских обычаях и старинных празднествах. Их привлекала также непобедимая тяга бретонцев ко всему чудесному и мистическому. Это были главные причины, но несомненно, что огромную роль в этом сыграли хозяйки обеих гостиниц – Жюли Гийу и Мари-Жанна Пеннек – своим беззаветным и бескорыстным гостеприимством. Обе видели свою задачу в том, чтобы сделать «величайшую мастерскую под открытым небом» насколько возможно более уютной и комфортной.
– Да, господин Пеннек, это и в самом деле миссия, а не просто бизнес.
Дюпен и сам был удивлен патетикой своего тона. Воспоминания о великом прошлом ободрили супругов.
– Когда вы увидите завещание?
По лицу Пеннека снова пробежала тень.
– Пока не знаю. Надо позвонить нотариусу и договориться о встрече.
– Ваш отец собирался упомянуть в своем завещании кого-то, кроме вас?
– Почему вы спрашиваете? – Пеннек помедлил, потом добавил: – Естественно, я этого не знаю.
– Вы собираетесь что-нибудь менять?
– Менять? Что менять?
– Менять что-то в отеле, в ресторане.
Комиссар Дюпен тут же понял, что его вопрос прозвучал довольно бестактно; он и в самом деле был сейчас неуместен. Он и сам не понял, почему вдруг у него вырвался этот вопрос. Впрочем, разговор затянулся, и его следовало закончить.
– Я хочу сказать, что вполне оправданно – и даже необходимо – при смене поколений вносить в дела что-то новое. Только так сохраняется старина, только так поддерживаются традиции.
– Да, да, вы правы. Но мы об этом пока не думали.
– Конечно, я очень хорошо вас понимаю. Это был совершенно неуместный вопрос.
Пеннеки выжидающе смотрели на комиссара.
– Как вы считаете, ваш отец рассказал бы вам о какой-то серьезной ссоре, о серьезном конфликте, если бы он имел место?
– Да, конечно. Во всяком случае, я в этом уверен. Правда, он был очень упрямым и своенравным человеком и всегда руководствовался только своими идеями.
– Я отнял у вас слишком много времени, прошу меня извинить. Мне действительно пора идти. У вас траур. Такое ужасающее преступление.
Мадам Пеннек многозначительно кивнула.
– Благодарю вас, господин комиссар. Вы делаете все, что в ваших силах.
– Если вы вдруг что-то вспомните, сообщите мне, пожалуйста. Я оставлю вам мой номер телефона. Не медлите, звоните, что бы это ни было.
Дюпен положил на столик визитную карточку и закрыл блокнот.
– Мы обязательно позвоним.
Луак Пеннек встал, за ним поднялись его жена и Дюпен.
– Надеемся, что вы быстро справитесь с этим делом, господин комиссар. Мне станет намного легче, когда я узнаю, что убийца моего отца схвачен.
– Я сразу сообщу вам, как только появятся какие-то новости.
Луак и Катрин Пеннек проводили Дюпена до дверей и подчеркнуто вежливо с ним попрощались.
День и в самом деле выдался просто фантастический. По бретонским меркам было очень жарко – столбик термометра поднялся выше тридцати градусов. В доме Пеннеков было душно, и комиссар был рад выйти наконец на свежий воздух. Дюпен любил постоянный, почти незаметный бриз с Атлантики. До него вдруг дошло, что утро уже в самом разгаре. Время летело совершенно незаметно. В такую погоду все люди были на море, и Понт-Авен даже здесь, в районе гавани, казался вымершим.