Курортный Детектив

При этом у Лунина было острое ощущение, что из всех утверждений и заявлений, которые он тут слышал, ложным было всего одно или два, какой-нибудь крошечный пустячок. И вот он-то и менял все дело.

Надо было принять все за истину, а что-то одно и очень неприметное считать ложным — и тогда бы все вырисовалось и сложилось. Но тут комбинаторика становилась настолько сложной, обширной и разветвленной, версий появлялось такое великое множество, что он терялся в этой путанице тропинок, и снова выбирался из темного леса предположений к тем немногим фактам, которые он знал достоверно.

Славик Шмелев то ли умер, то ли нет. Он был одним из расследователей, единственным подобравшимся к истине, или вообще убийцей. В пользу последней версии, как ни дико она выглядела, говорило то, что Лунин все же оставался целым и невредимым, несмотря на то, что он находился в полной досягаемости неизвестного преступника. Уж во всяком случае, убивать его Славик бы не стал — в этом Лунин был уверен твердо.

Все равно это все крутилось вокруг Шмелева и его загадочной смерти, и Лунин решил, что лучшим ходом сейчас будет все-таки посетить службу утилизации и попробовать что-нибудь выяснить. Убрав тарелки и чашки в мойку, он оделся, вышел из дому и направился по адресу, сообщенному ему вчера Муратовым.

Город выглядел необычно, даже с поправкой на то что разные виды необычности были обычным его состоянием. Народ на улицах казался собранным и сосредоточенным, с серьезными и целеустремленными выражениями на лицах. Что-то здесь опять происходило, но Лунину не было большой охоты в это вникать. У него было свое отдельное и важное дело.

В хорошем настроении с утра, пока еще не случилось никаких неприятностей, он проследовал по главной улице в сторону от центра. Здесь он в этот свой приезд в город еще не был.

Нужное ему ведомство оказалось найти несложно: это было большое массивное здание, за которым в просвете улицы виднелись заливные луга, сейчас грязно-бурые вперемешку со снегом, и огромное, почти до горизонта, озеро. Лунин любил проходить здесь летом, но никогда не задерживался — как ни красиво это выглядело, озеро всегда представлялось ему какой-то пародией на море. По части одушевленности и богатства смысловых оттенков их нельзя было даже сравнивать.

Чувствуя почему-то беззаботность и легкомыслие, он подошел ко входу. На двери висело две таблички сразу, одна постоянная, сделанная из мрачного траурного пластика: «Имперская служба утилизации. Время работы — круглосуточно без выходных».

Вторая была даже не табличкой, а куском картона, грубо выломанным из какой-то коробки. На нем от руки было написано: «Сегодня, 22 декабря, служба закрыта по случаю выборов. Приносим наши извинения. Приемный телефон заработает в понедельник в 9 утра».

Остолбенев на месте, Лунин смотрел на эту табличку, как будто в ней содержалось какое-то откровение. В суматохе последних дней про выборы он совершенно забыл. Вот чем, оказывается, объяснялось сегодняшнее оживление на улицах.

Повернувшись, он пошел вдоль кладбища. На работу идти было бессмысленно, скорее всего, все учреждения империи были закрыты. День выборов был важным днем, сегодня работало, скорее всего, только что-то до такой степени секретное, что и само не знало, чем занималось.

Пойти проголосовать ему и в голову не пришло, тем более что он даже не знал, приписан ли он тут к какому-то участку. Другой работы не было. Оставалось только ждать понедельника.

Все-таки он не успел, получается. Выборы подкрались внезапно, как хищное животное кошачьей породы, на мягких лапах, во мраке бамбуковых джунглей. Задача не была выполнена, и странно было, что с какого-то момента его почему-то перестали даже подгонять, несмотря на то, что этот день близился. Впрочем, может быть, все были просто заняты другими делами.

В этом был и несомненный положительный момент: о том, что все эти убийства имеют какое-то отношение к большой политике, ему твердили с самого начала, а большая политика теперь менялась, с этого дня должна была начаться новая эпоха. Лунин чувствовал некоторую досаду, что ему не удалось развязать этот тугой узел, но кто его знает, может, он сейчас развяжется сам собой. Удовлетворенности от этого дела у него не будет, зато будет много свободного времени и полная возможность заниматься тем, чем он пожелает. Хорошо бы домик за мной оставили, подумал Лунин — только не требуя ничего взамен. Никаких служебных обязанностей.

Ощущая некоторое освобождение и даже легкость в мыслях, он обогнул кладбище и вышел к железной дороге. Когда-то — сейчас уже казалось, целую вечность назад — он приехал по ней в этот город, и вышел на станции, находившейся совсем неподалеку отсюда. Песок вокруг рельсов не был заметен снегом, видны были даже заросли брусники, росшей здесь в изобилии. Лунин повернулся и пошел домой. Впереди его ждал целый день приятного ничегонеделания.