Куросиво

Куда бы она ни уехала, повсюду незримо тянулась за ней ее вина. Молча терпеть, все терпеть – такова заповедь женской добродетели… Графиня была связана этой заповедью. Она обратилась с просьбой к графу Фудзисава, не испросив разрешения мужа. А если она не смела делать этого, пусть даже у нее имелась тысяча и больше причин… Во всяком случае, гнев мужа она навлекла на себя по собственному упущению. Именно потому, что графиня считала его гнев справедливым и Думала, что покорность есть лучшее средство рассеять его подозрения, она без единого слова протеста передала мужу Митико, хотя при этом сердце ее разрывалось от боли, в сопровождении одного лишь старого слуги и горничной пересекла горы Хаконэ и одиноко поселилась здесь на вилле, где тишину нарушал лишь грохот волн да шум ветра в прибрежных соснах. Это произошло в середине апреля.

Когда паланкин несли через горы Хаконэ, взор ее ласкало прекрасное зрелище весеннего цветения вишен, покрывавших окрестные долины и горные склоны. Но время шло. Море, которым она каждый день любовалась, синело уже совсем по-летнему, южный ветер развевал майские флаги на храме в поселке Ганюдо, сквозь просветы между соснами видно было, как с каждым днем все ярче зеленели поля, а по ночам, словно красные светляки, мелькали огни рыбаков, выезжавших на ловлю кальмаров. И вот наступило уже сумрачное время дождей, а разрешение вернуться все еще не приходило из столицы. Да что разрешение! Кроме небольшой суммы денег на текущие расходы, посылаемой из Токио на имя слуги, графиня не получала от мужа ни строчки, ни единого слова, ни привета, ни звука.

Токио напоминал о себе только письмами, написанными детским почерком Митико (в последнее время эти письма тоже вдруг перестали приходить), да письмами виконтессы Сасакура, полными ласковых слов утешения. Никто не являлся навестить графиню, ей тоже не к кому было ходить, а гулять она не любила – не хотелось привлекать внимание обитателей деревни. Она почти не выходила из своей комнаты, словно находилась в заточении. Слуга, добродушный старик, от скуки целыми днями удил рыбу. Единственной собеседницей была горничная О-Кин. На вилле жила еще старая чета – сторож с женой, доводившийся дядей О-Суми. Они были неплохие люди, но из-за воспоминаний, невольно просыпавшихся в душе графини всякий раз, когда она видела их, они казались ей докучными тюремщиками. Дни шли за днями. Тоска тяжелым камнем лежала на ее душе.

3

В сущности и до заключения в Нумадзу жизнь графини была бедна радостями. Причиной этому был ее сдержанный скромный характер, да и сама обстановка, в которой она росла. Тоскливее жизни в тесном и бедном родительском доме оказалась жизнь во дворце, в роскоши, в окружении множества служанок. Но вся грусть, вся тоска прошлых дней и в сравнение не шла с тем, что переживала она теперь.

Ее отрада – Митико – отделена от нее многими десятками ри. Ее мучитель – муж – не подает о себе никаких вестей, словно его вовсе нет на свете. Для тех, кого преследует и гонит нужда, есть способ забыться – труд; но, названная – увы! – графиней, она ни в чем не нуждалась, и досуг являлся для нее дополнительным источником страданий. Вид горы Фудзи, вид залива Суруга не приносили ей радости, ей не хотелось открывать книгу старинных романов или собрание стихов. Бесконечные дни сменялись бессонными ночами, бессонные ночи – днями, полными тяжких раздумий, и хотя графиня по-прежнему не допускала ни единого спутанного волоска в прическе и была одета всегда аккуратно и строго (она считала, что в этом тоже проявляется воспитание женщины), но, глядясь в правдивое, беспристрастное зеркало, она видела, как день ото дня худеет и дурнеет ее лицо. Странное смятение закрадывалось в сердце графини.

Окидывая взглядом прошлое, мысленно сопоставляя его с окружающей жизнью, графиня не могла подавить чувство протеста, которое против воли поднималось в ее душе. Раньше ей и в голову не приходили подобные мысли.

Награда за добродетель… Скрытые достоинства, за которые воздаст бог… Все это давным-давно устарело. Добродетель женщины, заповеди женского поведения… Она соблюдала их, и немалое время – на протяжении всей жизни. Она все терпела, все прощала – и что же? Ее обвинили в поступках, о которых она и не помышляла, ее обрекли на ссылку – она живет здесь, словно преступник, сосланный на далекий остров, как в древние времена. А между тем порочный деспот-граф по-прежнему живет в столице в роскоши и довольстве; О-Суми, продавшаяся ему за деньги, за деньги ставшая его любовницей и помышляющая только о своей выгоде, процветает – она даже родила мальчика. И не только она. Как много женщин на свете ни в грош не ставят свою чистоту и тем не менее живут и наслаждаются жизнью! Порочными мужчинами полон мир. Неужели же так устроен свет? Или, может быть, это она выбрала неправильный путь в жизни? Значит, и ее мать, и бабка, и все те, кого с древних времен называют добродетельными женщинами Японии и Китая, – значит, они тоже все ошибались, и путь, по которому они шли, был неправильный путь?