2. Существует тенденция, притом довольно сильная, услышать на мгновение песнь смерти, и тут же, без исправления, о ней забыть. В подобных мимолетных проблесках сознания нам многократно предоставляется возможность буквально «изменить напев». И вместо погребального мотива услышать мелодию исцеления. Но прежде должно прийти желанье усомниться в «истинности» песни осуждения. Странные искажения, вплетенные неразрешимо в «я–концепцию», псевдотворения сами по себе, заставляют сей безобразный звук казаться истинно прекрасным. «Ритм вселенной», «весть песни ангельской» — это и много более того мир слышит вместо какофонии и оглушительного рева.
3. Ухо толкует, оно не слышит. Глаза воспроизводят, они не видят. Задача их — согласовать всё приглашенное, каким бы несогласуемым оно ни оказалось. Глаза, послушные решению разума, воспроизводят его желания и облекают их в приемлемые и приятные формы. Иногда, да и то на краткий миг, за формой проступит мысль, и тогда в разум закрадется страх и он усомнится в своем здравии. Но он не разрешит своим рабам изменить видимую ими форму или же слышимые ими звуки. Поскольку всё это — его «лекарства», его «гарантии» от безумия.
4. У всех этих свидетельств, приносимых ощущениями, цель одна: оправдывать атаку, тем самым оставляя непрощение неузнанным. Увиденное без маски, оно невыносимо. Не защищаемое, оно недолговечно. Именно здесь, хотя и неосознанно, лелеется любой недуг. Ведь непрощение, оставшееся неузнанным, принимает форму чего–то иного. И нынче, кажется, страшит «нечто иное». Но ведь не «нечто иное» подлежит исцелению. Оно и не больно, и не нуждается в лечении. Сосредоточивать свои попытки исцеления именно здесь — пустое дело. Кто исцелит и сделает здоровым то, в чем нет недуга?
5. Болезнь способна принимать множество форм, как, впрочем, и непрощение. Формы одной лишь воспроизводят формы другого, ибо они — одна и та же иллюзия. Настолько близко одна форма интерпретируется в другую, что пристальное рассмотрение формы болезни ясно укажет на форму непрощения, которую она представляет. Увидеть это однако, еще недостаточно для исцеления. Последнее достигнуто единственным путем: признать, что лишь прощение исцеляет непрощение, и только непрощение вызывает болезнь любого сорта.
6. Подобное осознание и есть конечная цель психотерапии. Как же ее достичь? Психотерапевт видит в пациенте то, что он не простил в себе самом, и, таким образом, ему дана еще одна возможность увидеть это, открыть для переоценки и простить. Как только это происходит, он видит свои грехи исчезнувшими в прошлом, которого уже нет. Покуда же он этого не сделал, он будет думать, что зло преследует его здесь и сейчас. Пациент — экран для проекции его грехов, дающий ему возможность избавиться от них. Оставь он хоть одно пятно греха на том, что видит, его освобождение останется неполным и неопределенным.
7. Никто не исцелится в одиночку. Такую радостную песнь поет спасение всем, прислушивающимся к его Голосу. Подобное утверждение не будет слишком частым напоминанием для тех, кто видит себя психотерапевтом. В их пациентах нужно видеть только носителей прощения, поскольку именно они приходят, чтобы продемонстрировать свое безгрешие глазам, до сей поры уверенным, что они могут видеть грех. Но доказательство безгрешия, увиденное в пациенте и принятое психотерапевтом, предлагает разуму того и другого договор, в котором они встречаются, объединяются, становятся едины.
VII. Идеальные взаимоотношения между психотерапевтом и пациентом
1. Кто же тогда психотерапевт и кто — его пациент? В конце процесса каждый из них — тот и другой. Нуждающийся в исцелении должен исцелять. «Врач, исцели себя». Разве есть кто–либо еще для исцеления? Кому еще оно необходимо? Каждый пришедший к психотерапевту пациент предоставляет тому шанс исцелить себя. Следовательно, пациент есть его психотерапевт. И каждый психотерапевт должен учиться собственному исцелению у каждого явившегося к нему пациента. Так он становится его пациентом. Господь не знает разделения. Он знает только, что у Него есть один Сын. Его знание и отражено в идеальных взаимоотношениях психотерапевта и пациента. Господь приходит к зовущему Его, и в Нем тот узнаёт Себя.
2. Внимательно подумай, пациент и психотерапевт, за кого ты молишься и кому необходимо исцеление. Ведь терапия есть молитва, а исцеление — и цель ее, и результат. Что есть молитва, если не единение разумов во взаимоотношениях, в которые способен войти Христос? В них — Его дом, и психотерапия приглашает Его в тот дом войти. Чем можно излечить симптом, если всегда для выбора имеется другой? Но если в отношения вошел Христос, какой еще есть выбор, если не оставить Его в них? Более этого и не нужно, поскольку в этом — всё. Здесь исцеление, и счастье, и покой. Это — симптомы идеальных отношений психотерапевт — пациент, сместивших те, в которых пациент пришел просить о помощи.