В Германии новое начало, провозглашенное французским законом 1789 года, повело только к ослаблению прежней строгости взысканий за преступления и проступки по охоте, но прежнее понятие об охоте, как о регальном и феодальном праве, держалось до последнего времени, то есть до новой эпохи народных движений в 1848 г. С этого времени начинаются решительные реформы по предмету охоты в германских законодательствах. Бавария подала первый пример, и вслед за нею в других государствах право охоты объявлено нераздельной принадлежностью вотчинного права на землю, и отменены всякие исключительные, зависимые от вотчинного владения, права на охоту в чужих дачах. Однако и в Германии, так же как и во Франции, скоро оказалась необходимость постановить ограничения безусловной свободы охотиться. Следствием того были законы о праве охоты: право охотиться даже в собственной даче поставлено в зависимость от некоторых условий относительно имущества и относительно лица.
Германские законодательства (подобно французскому) большей частью допускают охоту только в дачах не менее положенного размера и в пространствах огороженных, прилежащих к усадьбе. Желающий пользоваться правом охоты, даже в своих дачах, должен взять от установленного правительства билет на право охоты (Jagdkartee, permis de chasse); иным закон вовсе воспрещает выдавать такие билеты (например, безумным, состоящим под надзором полиции и т. п.), другим в выдаче может быть отказано по усмотрению начальства (несовершеннолетние, уличенные в некоторых полицейских проступках, прислуга, ремесленники и т. п.). Билет выдается на срок, и за выдачу его взимается пошлина. Общинам, которым принадлежит право охоты в своих дачах, предоставляется отдавать его в аренду только ограниченному числу арендаторов. Все эти ограничения, независимо уже от регального права, имеют целью исключительно ограждение общественной безопасности. Кроме того, в новейших постановлениях об охоте видна и другая цель: охранение интересов хозяйственных, ограждение соседних владельцев от вреда, причиняемого их дачам охотою; предупреждение нерасчетливого истребления дичи в интересах общественного хозяйства. С этой последней целью закон или прямо указывает сроки и времена для охоты, или предоставляет это усмотрению администрации. Так, по французскому праву префект обязан в каждом департаменте заблаговременно определять сроки открытия и закрытия охоты, принимая во внимание состояние жатвы и другие обстоятельства, кроме того, особыми постановлениями префекты определяют сроки и способы для охоты на дичь разного сорта, по свойствам породы, могут принимать меры против неразумного истребления птиц и т. п. В связи с запрещением охотиться в ту или другую пору состоит и запрещение продавать на рынках дичь. Охота на хищных зверей и на породы, вредные для хозяйства, определяется особыми правилами.
Наконец, законы об охоте имеют еще в виду ограждение лица, пользующегося правом охоты, от незаконных действий посторонних лиц. В прежнем порядке, когда с охотой соединялось значение регального права, нарушение сего права возвышалось нередко до степени государственного преступления и подлежало строгим наказаниям. В новейших законодательствах нарушение права охоты представляется по преимуществу как нарушение права собственности, однако и частное право охоты обыкновенно защищается законом строже, чем другие частные права.
Вообще законодательство об охоте нельзя еще признать установившимся на твердых началах: те начала, на которых оно построено, подвергаются сильной критике, и интересы, которых оно касается, т. е. интересы охоты и интересы частной собственности, далеки еще от примирения. Поборники охоты утверждают, что право на дичь невозможно соединить с правом на землю и сильной критике, и интересы, которых оно касается, т. е. интересы охоты и место и с одной дачи на другую, следует, по справедливости, причислить к предметам общественного права, признать за res nullius, которой законодательство может располагать вполне свободно и независимо от прав частной собственности на землю (это взгляд, преобладающий ныне в законе и в судебной практике). С другой стороны возражают — и, кажется, основательно, — что дичь, по всей справедливости, должна считаться принадлежностью той дачи, на которой в данную минуту находится, ибо она и живет на счет этой дачи, из нее питается, составляя в составе ее нераздельно и хозяйственную выгоду, и хозяйственную тягость.
Наша общественная жизнь никогда не знала подобных ограничений; нигде нет ни малейшего намека на то, и, без сомнения, каждый мог ловить животных и охотиться повсюду, насколько не нарушались тем вотчинные права землевладельца, не причинялось ему вреда, не нарушалось его запрещение (ибо, без сомнения, бывали заказные места). При Петре I впервые явилось в законодательстве нашем сознание связи между правом охоты и правом исключительной поземельной собственности (см. плакат 1724 г.).