Курс молодого бойца

патронами. Сержанты легко перемещались вдоль колонны, словно

обладали двойным запасом прочности. Периодически Рылеев

подгонял напряжѐнно сопящую роту:

– Шире шаг!

Фомин контролировал замыкающих:

– Сопли подобрали! Не отстаѐм!

– На восьмом километре Гунько прохрипел:

– Тяжело, товарищ сержант…

Рылеев переместился в хвост колонны и утешил:

– Правильно, а кому сейчас легко?! Разве что Медведеву…

Фомин поддакнул, не сбиваясь с шага:

– Да… Медведев у нас самый умный!

– Точно! Тупые бегут, а умные в санчасти… Мы же тупые, правда,

солдат? – выдохнул сержант Рылеев.

Кабанов пропыхтел:

– Никак нет…

Но Рылеев не дал ему продолжить:

106

– Нет, мы тупые… Но необидчивые. Мы ж не обижаемся на

Медведева за то, что он умнее нас? Выше ящик! Вперѐд, я сказал! За

Родину!. За Медведева!

Впереди замаячила финишная прямая. Показался капитан Зубов с

секундомером в руках. Младший сержант Фомин рявкнул, подводя итог

дискуссии:

– Не отстаѐм!.

Марш-бросок закончился на стрельбище. Выложившиеся «духи»

повалились на землю, жадно хватая распахнутыми ртами горячий

воздух. Но передышка оказалась недолгой. Капитан Зубов о чѐм-то

коротко посовещался с сержантами. И тут выяснилось, для чего нужно

было тащить с собой патроны… Для максимального приближения к

боевым условиям! Рота тихо охнула, построилась и потопала на

огневой рубеж…

Сержант Рылеев прошѐлся перед строем. В руках он держал пачку

мишеней. Дело шло к обеду, но он не торопился.

– Оценка за марш-бросок – «хорошо», – объявил он. – Ротный

сказал – на этой неделе больше бегать не будем.

Строй облегчѐнно загудел. Рылеев неодобрительно повѐл

глазами, и шум стих. Он вынул из-под мышки мишени:

– Общая оценка по стрельбе – «удовлетворительно». На

«отлично» стреляет пока только Вакутагин. Соколов – более менее…

Кабанов!

Из строя раздалось:

– Я!

– Когда уже научишься в мишень попадать?.

– Да я попал! – Кабанов преданно уставился на сержанта.

Тот потряс в воздухе целѐхонькой мишенью.

– Куда?!. Ходоков!

– Я!

107

– Тебе сколько патронов дали?

– Пять.

– А чего у тебя дырок семь?

– Не… ну… Я не знаю… Может, рикошет?

Рылеев ехидно причмокнул:

– О, какие мы слова знаем! У кого спѐр два патрона, придурок?.

Ходоков пожал плечами:

– Не было никаких двух патронов!

– Кто лежал на соседнем рубеже?

– Соколов и Кабанов…

– Кабанов! ! Ты куда стрелял?! – взревел сержант. – Так, Ходоков!

Девятку и восьмѐрку я у тебя отнимаю!

– Почему, товарищ сержант?

– Потому что это Кабанова пули, понял? Так что, не тридцать

один, а всего четырнадцать! – Он исправил результат у себя в ведомости

и покачал головой. – Плохо, Ходоков!

Кабанов на секунду задумался и выпалил:

– Товарищ сержант! Значит, у меня семнадцать!

– Что семнадцать?

– Ну… Восемь и девять… Это ж я попал!

Рылеев вздохнул и дал краткую характеристику стрелковому

таланту рядового Кабанова:

– Пальцем в жопу ты попал! Понял?!

Ходоков язвительно прошептал в затылок товарища по оружию:

– Следующий раз, урод, стреляй в воздух! А лучше в себя!

Обед неумолимо приближался. Младший сержант Фомин стоял у

ружпарка и командовал:

– Так! Быстрее сдаѐм автоматы… Перловка стынет!

108

Народ торопился, мечтая поскорее оказаться в столовой. Фома

покрутил головой и возмущѐнно завопил:

– Остался один! Эй! Кто ствол не сдал?! Блин… – Он заглянул в

журнал. – Гунько! Где Гунько, мать его?

– А его, кажись, и нету… – вдруг произнѐс кто-то.

К ружпарку подошѐл сержант Рылеев.

– Ну что, айда на хавчик?! Кого ждѐм?!

– Гунько! – напряжѐнным голосом произнѐс Фома.

Рылеев обвѐл глазами как-то подозрительно притихшую толпу и

негромко спросил:

– Гунько?! Ну и куда он делся?

Воцарилась тишина.

Сержант обречѐнно посмотрел на пустое место в стеллаже. Там

уже пять минут как должен был стоять автомат рядового Гунько. Но не

стоял. Потом он подвѐл итог тягостным размышлениям:

– Та-ак… Залѐт, стало быть! – Он грозно нахмурился и заорал во

весь голос, краснея от натуги: – РОТА! ! СТРОЙСЯ! !

Залѐт – горе общее. В том смысле, что за одного отдуваются все.

Как у мушкетѐров. Только без миледи и кардинала… Доклад о

чрезвычайном происшествии пошѐл по инстанциям, в мгновение ока

долетев до штаба. Широкомасштабный поиск в расположении роты и на

прилегающей территории результатов не дал. Капитан Зубов в

четвѐртый раз за последние двадцать минут построил личный состав и

провѐл опрос.

В сухом остатке выяснилось, что никто рядового Гунько не видел

и не слышал. Настал черѐд вдумчивого подхода к залѐту. Ротный

почесал затылок, стимулируя бег военных мыслей:

– В какой тумбочке живѐт солдат?!

– Слева от большого окна! – доложил сержант Рылеев.

Зубов обошѐл строй и остановился.

109

– В этой?!

– Так точно!

Капитан открыл тумбочку. Вещи пропавшего бойца лежали на

месте, в строго уставном ассортименте. То есть – мыло, зубная щѐтка и

несколько чистых подворотничков. А сверху валялись клочки

порванного письма и фото девушки. Зубов выгреб отрывки на

поверхность тумбочки и пробежал глазами получившуюся мозаику.