Курс молодого бойца

Но перекричать плеер не смог. В толпе колыхнулось любопытство. Стоять без дела в пустом дворе военкомата всем давно надоело. Поэтому граждане призывники включились в процесс поиска, оглядывая соседей. Мишка кожей уловил нездоровые вибрации коллектива и на всякий случай потянул из одного уха наушник.

— МЕД-ВЕ-ДЕВ!! — рявкнул офицер, наливаясь суровым военным энтузиазмом.

Мишка подпрыгнул от неожиданности.

— А?. Явился! — поспешно буркнул он.

Народу его реакция понравилась: по толпе прошёлся хохоток.

Процесс учёта двинулся дальше.

— Филиппенко!

— Я!

— Ходоков!

— Здесь!

— Соколов!.

Зрителям, толпящимся за забором, однообразие тоже надоело.

Заплаканная девчушка звонко крикнула в направлении строя:

— Серё-ё-ёжа! Фигня эта армия! Я всё равно буду тебя ждать, слышишь?!

Оптимистка исчезла за бетонной оградой. Офицер осёкся, наливаясь гневом. В этой жизни, кроме армии, у него ничего святого не было. И сносить нападки на неё он не желал.

— Та-ак! Чья баба? — рыкнул офицер.

Ни черта хорошего его стремительно краснеющее лицо в обмен на откровенность не обещало. Народ промолчал, решив не спешить.

Офицер продолжил поиски идиотов:

— Я спрашиваю, чья баба сказала, что армия — это фигня?!

Идиоты прятались. Но для их выявления хитропопая армейская психология имела свои тонкие методики. По двору пошёл гулять мощный угрожающий бас:

— Значит, так! Если я сейчас же не узнаю, чья это баба… То все Сергеи у меня… Пойдут служить в морфлот!!

В радиорубке тихо звучал марш «Прощание славянки». Напротив очень крепкой и очень древней аппаратуры сидел сержант. Он мирно дремал в старом продавленном кресле, положив ноги на стол. Ему снился долгожданный дембель. Но тут, на самом интересном месте, дверь открылась. В рубку ввалился Хворостюк.

Капитан Хворостюк в военном комиссариате отвечал за всё. В том числе и за радиорубку. Служба была непростая. Поэтому Хворостюк постоянно что-нибудь жевал, восполняя силы. От этого лицо его неуклонно росло. Вот такая вот интересная взаимосвязь: служба трудная — морда широкая… Он аппетитно грыз большое зелёное яблоко.

Сержант приоткрыл глаза и лениво проводил взглядом в последний путь кусок фрукта, канувший в капитанский рот. Хворостюк устало плюхнулся на стул — тот жалобно треснул, но выдержал. Сержант разочарованно вздохнул. Капитан неодобрительно проворчал:

— Ковалёв… Ты бы хоть ноги убрал со стола, что ли, когда я вхожу? У тебя дембель через неделю, а не завтра.

Сержант нехотя снял ноги со стола и произнёс:

— Извините, товарищ капитан…

Благодаря виртуозному исполнению фраза прозвучала как: «Иди ты в жопу!» Но Хворостюк доедал яблоко. В такие моменты всё остальное его не интересовало. Капитан медленно осмотрел рубку и деловито обсосал огрызок, завершая приём витаминов. В паузах между блюдами он любил поговорить.

— Слушай, Ковалёв… А чё, как призыв, так сразу «Марш славянки»? — задумчиво протянул он.

Сержанту умней капитана быть не полагалось. Он пожал плечами, искренне надеясь, что начальство исчезнет в поисках другого собеседника:

— Не знаю, товарищ капитан… Традиция.

Но Хворостюк никуда не исчез. Ему нравилось беседовать с личным составом. Особенно руководить.

— Мне эта традиция вот уже где за десять лет! — Он провёл себе по горлу пухлой рукой. — У тебя другая какая-нибудь музыка есть?

Творческий поиск капитана сержанту Ковалёву за два года надоел хуже перловки. Но до дембеля действительно оставалась ещё целая неделя. Он обречённо кивнул, вставляя новую кассету:

— Конечно! Сейчас поищем… — Древняя аппаратура разразилась бойкой зарубежной эстрадой.

Хворостюк достал спичку и неторопливо поковырялся в зубах.

Ритмичные звуки из репродуктора ему понравились.

— Слушай, Ковалёв, а кто это поёт? — поинтересовался он.

— Бони Эм, товарищ капитан… Вы что, не узнали? — ответил тот.

Ответ не менялся третий месяц. Обычно Хворостюк в меломаны не лез, полагаясь на вкус сержанта. Но после яблока душа его требовала чего-то… Фиг знает чего…

— Да-а, за этой вашей современной музыкой хрен уследишь… — махнул он рукой. — А давай-ка что-нибудь поромантичнее?!

Через минуту из динамика грянул тяжёлый рок. Для непосвящённого похожий на концерт под гитару бешеной собаки.

Ковалёв вопросительно глянул на капитана. Тот «тяжёлый металл» воспринял с сомнением:

— Это что, называется «поромантичнее»?

— Ну да. Как вы и просили. Группа «Рамштайн». Песня про маму.

«Мутер».

Хворостюк прислушался к гремящим аккордам и с подозрением спросил:

— А на каком это языке?

— На немецком.

Капитан среагировал мгновенно. О патриотическом воспитании в военкомате говорили постоянно. На каждом совещании.

— Не… Фашистов вырубай!

Сержант попытался возразить:

— Какие ж это фашисты, товарищ капитан? Это современная группа. Поют про маму…

Но в вопросах патриотизма объехать Хворостюка на кривой козе было нереально.

— Откуда я знаю. Может, они там про маму Гитлера поют?! — строго сказал он. — Ну-ка выкинь их на фиг!.