Курс молодой стервы

Света стояла и смотрела, как загипнотизированная, не в силах пошевельнуться. Она читала, что люди, находясь в состоянии клинической смерти, видят свое тело как бы со стороны, отстраненно, будто паря над ним. Сейчас Света себя так же и ощущала. Понимала, что есть ноги, которые должны уйти, рот, который должен кричать, руки, которые должны запустить в парочку что-то тяжелое, но она ими не могла управлять…

Потап, шутливо спихнув с себя свою подружку, внезапно кинул взгляд в сторону двери. Глаза его сузились, как у хищного зверя, желваки заходили, и он резко сел на кровати.

— Ты что здесь делаешь? — рявкнул муж.

«Это самый дурацкий вопрос», — хотела ответить Света, но звуки, словно мошки через москитную сетку, не могли пробиться наружу.

— Ты думаешь, я скотина? Стоишь тут, права качать вздумала! — какой бы ни был Потап на самом деле скотиной, но определенные понятия о приличиях он имел. И сейчас, застигнутый врасплох, перешел в нападение, помня, что это лучший способ защиты.

Света, только что чувствовавшая себя на полпути к кладбищу, от этих нелепых слов, словно по команде «Отомри», ожила.

Слова мужа, продолжавшие потоком помоев литься на нее, отрезвляли, как пощечины.

— Да, я сплю с Леной, потому что ты не женщина! От тебя не пахнет женщиной! От тебя воняет подвалом и плесенью, как от толстой линялой крысы!

— Потап! Ты что несешь, — Света едва снова не впала в ступор от такой нелепости. — Я моюсь два раза в день!

— Я образно сказал, а у тебя не хватает даже ума понять это.

Картина была до такой степени безобразной, что даже разлучница изумленно посмотрела на любовника, но быстро взяла себя в руки. Она игриво коснулась рукой его губ и промурлыкала:

— Тапик, ну что ты в самом деле. Некрасиво получилось. Но мы все уладим полюбовно, правда? — уже нагло обращаясь к обманутой жене. — Кисуль, ты нам сделаешь чайку, пока мы оденемся? А потом поговорим.

Такая ошеломляющая беспардонность буквально выбила искры из глаз у Светы. Хватнув воздух, она прокашлялась. В голове с каждой секундой становилось все светлей и светлей. И единственно правильное решение, сверкнувшее, как инсайт, вдруг пришло в голову. Ей показалось, что с нее разом свалились тяжелые цепи, которые, как раба на галере, крепко удерживали ее у этого свиного корыта.

— С радостью спешу огорчить. Чая не будет. А ты, кисуля крашеная, иди туда, откуда только что слезла!

Странное ощущение — душа будто под заморозкой, не чувствует ни боли, ни гнева, ни обиды. Света каким-то краем сознания удивилась этому факту, однако не стала размышлять и принялась собирать нехитрые пожитки. Горько усмехнулась, опять найдя позитив — если бы она была набалованной, любимой женой, то пришлось бы Камаз заказывать для вещей. У нее же мизерно мало было того, что стоило бы забирать. Скромное бельишко, кое-что из одежды, документы, ноутбук. Запихала все в старенькую дорожную сумку, по которой помойка плакала. Аксессуар студенческого времени.

Света хотела присесть, чтобы еще раз внимательно осмотреться — вдруг что-то важное забыла, но передумала — не то место, где нужно присаживаться на дорожку. Вроде все, без чего нельзя обойтись, взяла. Постояла, прислушиваясь к себе. Где ощущение, что она умерла? Где похоронный звон разбитого сердца? В конце концов, где рвущая душу тоска по оставляемому дому? А может она и впрямь умерла? На ум пришел факт из мира животных — курица с отрубленной головой может еще некоторое время бегать. Может, и она на автомате бегает сейчас и через несколько минут грохнется на пол ее бездыханное тело?

Ну даже если и так, пусть уж грохнется в другом месте!

Не прощаясь, она захлопнула дверь, зашвырнула ключи в заросли малинника и шагнула в неизвестность. Ту, которая всегда ее пугала. Хотя неизвестностью назвать это уже было нельзя. Несмотря на засасывающую, черную пустоту в душе, голова была холодной и трезвой. Она уедет в Москву, как многие знакомые. Устроится гувернанткой или нянечкой с проживанием — детей она любила, опыт работы есть. Неконфликтная. Главное сейчас пережить этот промежуточный этап — без денег и крыши над головой.

— Лидия Сергеевна! Я поживу в садике, пока расчет не дадите? — с ходу она влетела в кабинет заведующей и выпалила свою просьбу так, будто ставила перед фактом. Раньше она и думать боялась о чем-нибудь просить. Всегда было неудобно, вдруг откажут! Сейчас выхода не было. Она знала, что нянечки, приезжавшие из сел, иногда оставались, если вдруг автобусы отменяли. Почему бы и ей не пожить, пока не рассчитают?!

Лидия Сергеевна вздернула на лоб очки и посмотрела взглядом Фрекенбок. Ее самая скромная и исполнительная сотрудница, которая всегда скреблась, как мышка, вломилась, как слон, даже не постучавшись. Истерично визжащее возмущение от нарушенной субординации заставили суровую начальницу угрожающе приподняться.

— Светлана! Ты что, дверью ошиблась? Так только в туалет вбегают при диарее!

Эта грозная фраза стала ушатом воды, выплеснутым на голову брошенке.