Сережа чуть заметно порозовел – он так и не научился скрывать смущение, когда речь заходила о его собственных заслугах. О других – сколько угодно: он с удовольствием рассказывал об одиссее Карлуши Греве на «Крейсере», о самопожертвовании моряков «Чародейки» и «Адмирала Грейга», ушедших на дно со своими кораблями при Свеаборге. Но чтобы о себе? Нет уж, увольте, тем более что и Чухнину есть о чем порассказать. Вступить на краю света в бой с двумя неприятельскими кораблями, каждый из которых был сильнее его корвета, а один, «Трайумф», еще и нес броню, и при этом суметь спасти от гибели и плена почти всю команду – это ли не настоящий подвиг?
А командир его мучений, похоже, не замечал. Или делал вид, что не замечает, и продолжал беседу.
– Значит, новый монитор американской постройки будет мореходным? Это для того, чтобы своим ходом перейти через Атлантику?
– Скорее уж через Тихий океан, – ответил Сережа, обрадованный тем, что Чухнин сменил тему. – На западном побережье Северо-Американских Соединенных Штатов для нас строятся два монитора – один в Портленде, а другой на юге, в городке Вальехо, это вблизи Сан-Франциско. Оба предназначены для защиты Владивостока, туда им и предстоит направиться после ходовых испытаний.
– Тихий океан, говорите? – Кавторанг недоверчиво покачал головой. – Что-то слабовато верится. Как вспомню наши балтийские броненосные лодки… Куда им соваться в открытый океан! Они-то и по Финскому заливу с бережением ходят…
Сережа насупился: ему стало обидно за свои любимые мониторы. Хотя Чухнин прав, и остается надеяться, что «американцы» в самом деле будут избавлены от подобных недостатков.
– Если вы помните, Григорий Палыч, американский двухбашенный монитор «Миантономо» еще до войны пересек Атлантику и заходил с визитом в Кронштадт. А эти, новые, думаю, помореходнее.
– Ну, дай бог, дай бог… – покивал Чухнин. – А сейчас давайте-ка, батенька, допивайте чаек, переоденьтесь в сухое и ступайте наверх. Как там наш мичманец справляется? Ветер что-то разыгрался, не вышло бы чего…
VI
В июле Париж великолепен, особенно после того, как барон Осман по указанию Наполеона III обустроил для прогулок парижан Булонский лес и парки Монсури и Бют-Шомон. А главное, безжалостно перекроил средневековые улочки и кварталы, прорезав их широкими бульварами-осями, открывающими восхитительные перспективы на городские достопримечательности. И, что бы ни твердили злопыхатели касательно того, что сделано это отнюдь не для удобства фланирующей публики, а чтобы удобнее было картечными залпами разгонять очередную «революцию», все равно чудо как хорошо стало в этом городе, подлинном сердце Европы!
– Опять я толком не увижу Париж! – жаловался Греве, шагая рядом с Остелецким.
Оба были в партикулярном платье, а барон, кроме того, вертел в пальцах изящную, с серебряным набалдашником тросточку. Другую руку, согнутую в локте, он прижимал к боку, и только внимательный наблюдатель разглядел бы, что пальцы в черной кожаной перчатке не шевелятся.
– Перед свадьбой мы на два дня заехали сюда с Камиллой, так целыми днями только и делали, что мотались по модным магазинам! Как будто нельзя было по почтовому каталогу выбрать и заказать…
– Не понимаешь ты женского сердца, Карлуша, – усмехнулся Остелецкий. – Для любой уважающей себя дамы посещение модистки или, не дай бог, шляпной лавки сродни священнодействию, никакими каталогами его не заменить.
– Все равно досадно! Думал провести здесь хотя бы недельку, а тут – давай-давай, гони гусей! Повременить, что ли, нельзя?
– Нельзя, дружище! Никак нельзя, уж не обессудь. Времени у нас всего ничего: не позже чем через три дня нам надо быть в море.
– Нам? – Барон подозрительно сощурился. – У меня вообще-то медовый месяц…
– Постараемся вас не стеснять. «Луиза-Мария», если верить описанию в регистре Ллойда, достаточно крупное судно. Прикажешь оборудовать для моих людей помещение в кубрике, ну и мне какую-нибудь каютку выделишь. Мешать вам не будем, слово чести. Ну разве что сам захочешь побеседовать…
Побеседовать им было о чем. Старые приятели встретились, как и было условлено, в ресторане отеля «Le Meurice» и после недолгого обеда отправились прогуляться по бульварам.
– У стен есть уши, – наставительно говорил Остелецкий, – а в отеле – в особенности. Дела наши секретные, так что давай-ка побеседуем на свежем воздухе. Так спокойнее.