Всю вторую половину дня и вечер, не считаясь с опасностью обгореть, я стоял на руле под палящим солнцем; хотелось подольше побыть на палубе. При плотно задраенном переднем люке в каюте царила нестерпимая жара, и я спускался только выпить чашку воды да иногда взять леденец. Так прошёл день, и в конце его я с благодарностью отметил, что основательно устал. Однако я не спешил ложиться, продолжал подыскивать себе всё новые и новые дела. Убрал грот, который сильно тёрся о правую краспицу, потом, перекинув генуэзский стаксель и вынеся его на правый борт, вовсе снял грот. Используя прохладные часы, пока ещё было светло, подшил переднюю шкаторину и сменил стёршиеся кожаные прокладки. Некоторые из стальных ползунов, выгнутых в холодную из плоского листа, треснули: брак производства. Я добыл из запаса новые и был очень доволен собой, когда закончил всю работу. При поисках ползунов мне попались вымпел Сондерсфутского яхт-клуба и основательно потрёпанный Валлийский Дракон, убранные несколько дней назад. Поразмыслив, я вышел на палубу и решительно поднял их снова — один на мачте, другой на ноке с правого борта. Расправленные лёгким ветром, они красиво выглядели на фоне тёмно-синего неба с разорванными облаками.
Потянулась ночь, беспокойная ночь, подобная ручейку времени, недовольно бегущему вниз по теснине, и угрюмые камни нарушают его плавное, задумчивое течение. Я нажарился на солнце и наработался, и усталость преподнесла мне бесценный подарок — естественный сон, после которого я встретил новый день с неожиданной для самого себя уверенностью. Как одинокому путешественнику решать проблему сна? Если вы, подобно мне, обнаружили, что ограничение вашей подвижности влечёт за собой эмоциональные скачки и эти американские горы упорно не дают вам хорошенько выспаться, как выйти из этого положения? Мысли уносятся, закусив удила, в далёкие края, которые густо заселены деятельным воображением, подстёгнутым неделями одиночества. Аптечка и мощная доза снотворного? Как бы лечение не оказалось опаснее самого недуга. И вообще лучше было не одурманивать себя. Я нуждался в естественном сне. С одной стороны, меня сердило притупление моих реакций, с другой стороны, я мечтал забыться.
Я был бесконечно рад, когда, наконец, рассвело и на смену кошмарной ночи пришёл более уравновешенный день.
Снова выдалась хорошая погода; ветер восточный — второй день благоприятного ветра. Яхта шла на запад под генуэзским стакселем; грот был убран, чтобы зря не тёрся. Я потратил около часа, поставил на кливер-штаге рабочий стаксель и вынес его багром. Теперь мы шли с добавочным парусом. Лишние сто квадратных метров парусины увеличили нашу скорость на полузла. Ход был хороший. Лекарство для моей души, не хуже, чем час крепкого сна.
Утренняя обсервация, потом завтрак. Первая половина дня ушла на то, чтобы подвесить тент над палубой рубки.
В каюте так жарко, что не продохнуть. Во-первых, солнце в этих широтах нещадно жжёт, во-вторых, относительная скорость попутного ветра уменьшается за счёт нашего хода. А так как я не могу одолеть нелепый страх перед якобы приближающимся штормом, передний люк остается плотно задраенным. Эта смесь реальных фактов и не менее убедительного для меня очевидного вымысла побуждает меня действовать, хотя и не самым разумным и естественным образом. Я всего лишь налаживаю тент. А попросту — одеяло, укреплённое на бугеле гика, растянутое над палубой рубки и схваченное за углы концами упругого белого линя. Стоило потрудиться. Теперь солнце не светит больше прямо на тонкую фанерную палубу и в открытый сходной люк, раскаляя койку у правого борта.