Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами

никого,      чтоб,      значит,      не      мешали.      Ну      да      вам      можно,      отступил      он      от      двери.

-      Какое      может      быть      заседание      у      больных!      Может,      перевязка?      -      старался      уточнить      я.

-       Перевязки       там,       -       кивнул       дед       направо,       -       а       в       этой       половине...       мне       так       и       сказано:       со-ве-

щание!      И      никого,      значит,      не      пущать,      окромя      что      начальства.

Я       в       недоумении       открыл       дверь       в       левую       половину       дома.       Переступив       порог,       невольно

о становился       и       сразу       понял,       чему       тут       могли       помешать       по сторонние.       В       большой       душной

комнате       было       по-ночному       темно.       Лишь       в       переднем       углу       под       большим       столом       тускло       горел

сальничек.       Желтым       коптящим       огоньком       он       о свещал       лица       трех       партизан,       полулежавших       на

соломе,      застилавшей      пол      толстым      слоем.      Это      была      обычная      партизанская      по стель.      Но      тут      не

спали.      Тут      действительно      шло      какое-то      заседание,      а      точнее      сказать,      залегание.      В      самом      углу,

под       широкой       скамьей,       подложив       под       ухо       радиоприемник,       лежал       Астафьев       и       возбужденно,

размеренно      бормотал:

-      Наши      войска      на      этом      направлении      разбили      немецкую      дивизию.

А      лежавшие      рядом      Владимир      Хухряков      и      Борис      Шумилин      записывали      то,      что      слышали.

"Ясно,       наш       "Кренкель"       принимает       радиопередачу,       а       эти       записывают",       понял       я       и       затаив

дыхание,      тихо,      чтоб      не      мешать,      сел      у      порога      на      лавку.      Где-то      во      тьме,      наверное,      на      кровати

по сапывал      мужчина,      видимо,      сам      хозяин      дома.      Рядом      приткнулась      хозяйка.      Что-то      шуршало      и

за      занавеской      на      печке.      Все      в      этом      доме      притаило сь,      притихло,      будто      ждало,      когда      кончится

бормотание      под      скамьей.      Ждал      и      я,      догадавшись,      что      эти      тро с      поймали      что-то      очень      важное,

раз       в       это       дело       включился       и       Борис,       который       не       в       силах       и       шевельнуть       долго       не       заживающей

ногой.       Я       старался       что-то       услышать       и       сам.       Но       Лев       диктовал       очень       тихо,       а       радиоприемник

лишь      чуть      слышно      потрескивал.      Батареи      давно      сели,      и      он      работал,      только      когда      Лев      вот      так,

лежа      на      нем,      "подключал      свое      сердце",      как      шутили      партизаны.

Вдруг       щелкнул       выключатель       приемника,       треск       оборвался,       коптилочка       из-под       стола

переметнулась      на      стол,      и      раздался      радо стный      голо с      Астафьева:

-       Товарищ       комиссар,       как       хорошо,       что       вы       тут.       А       то       я       все       равно       сразу       побежал       бы

разыскивать.       Какая       сегодня       сводка!       Вот,       читайте!       -       И,       забрав       у       Шумилина       и       Хухрякова

бумажки,      он      подал      мне.      -      Только      их      надо      бы      сперва      сверить.

-      Один      не      успевал      записывать,      так      мы      на      пару,      -      бодро      заговорил      из-под      стола      Борис.

-      Нога-то      твоя      как?      Тебе      надо      ее      держать      в      покое,      а      ты      вот...      -      ворчу      на      него.

-      Товарищ      комиссар,      опять      наши      устроили      немцам      баню.      Несколько      дивизий      фашистских

под      корень!

-      Дядя      Боря,      а      дивизия      -      это      целая      тыща?      -      по слышался      бойкий      детский      голо сок      с      печки.

-       Это       кто       спрашивает,       ты,       Кастусь?       -       спро сил       Борис.       -       Дивизия       -       это       десять       тысяч,

Ко стик!

-      А      несколько      -      это      пять?      -      оттуда      же      спро сил      писклявый      девчоночий      голо с.

-      Несколько,      в      данном      случае      не      меньше      семи.

-      Значит,      семьдесят      врагов      наши      убили,      -      по слышался      с      печки      третий      голо с.