С Другой стороны, простор, предоставленный помещичьей власти, содействовал размножению обременительного для крестьян класса дворовых людей. Когда дворянство несло обязательную службу, дворянин должен был содержать при себе штат дворовых людей, с которыми он ходил в походы или которым он поручал в свое отсутствие ведение управления сельского хозяйства; с прекращением обязательной службы этот штат должен был сократиться. Однако с половины XVIII в. он заметно растет. Наблюдатели помещичьего быта в России при Екатерине II свидетельствуют, что в русских помещичьих домах вообще втрое, даже впятеро более слуг, чем в домах немецких владельцев одинаковой зажиточности. О дворнях вельмож, по замечанию Шторха, и говорить нечего; в других странах и представить себе не могут такого количества дворни. Часть этой дворни служила помещику как орудие крестьянской администрации. Помещик был полным распорядителем крестьянского мира, порученного его надзору: он творил здесь суд и расправу, смотрел за благочинием и порядком, устраивал все хозяйственные и общественные отношения крестьян. Однако эти административные занятия при всей своей многосложности не требовали такой многочисленной дворни, какую держали помещики: излишек служил прихотливым личным нуждам помещиков, которые мало стеснялись в этом отношении, возлагая содержание дворни на своих крестьян.
До нас дошли некоторые памятники господского управления и суда в XVIII в. Граф Петр Александрович Румянцев составил наказ своему управляющему в 1751 г., когда он еще был молодым офицером. Привыкнув к военной дисциплине, Румянцев установил строгие наказания за проступки и преступления крестьян. Такими наказаниями служили денежные штрафы от 2 коп. до 5 руб., цепь, палки и плеть. Румянцев не любил розог, предпочитая им палки, которые производят более сильное впечатление на наказуемого. За нехождение в церковь без уважительной причины виновный платил 10 коп. в пользу храма; за самую малую кражу крепостной крестьянин наказывался отнятием всего движимого имущества и по телесном наказании отдачей в солдаты без доклада барину. По «Русской правде» подобное наказание носило название «потока и разграбления», но оно полагалось за самые тяжкие уголовные преступления - разбой, поджог и конокрадство. Таким образом, помещик XVIII в. сумел быть строже «Русской правды» XV в. За оскорбление, нанесенное дворянину, крепостной наказывался батогами по желанию последнего, «пока тот доволен будет»; в пользу своего землевладельца он платил еще 2 руб. штрафу.
Но строгие наказания, назначенные Румянцевым, являются решительным баловством в сравнении с взысканиями, какие устанавливали другие землевладельцы. От 60-х годов сохранился «Журнал домового управления» - тетрадь, в которую заносились хозяйственные распоряжения одного помещика. Здесь на крепостных за каждую мелочь сыпались плети сотнями, розги - тысячами ударов; было строго дифференцировано отношение удара плетью к удару розгой: удар плетью равняется 170 розгам. Помещик жил в Москве, где проживало несколько его дворовых людей на оброке или в обучении мастерствам. Всякий праздник эти дворовые должны были являться в дом господина на поклон; за неявку назначена тысяча розог. Если крепостной говел, но не приобщался, он наказывался за то 5 тыс. розог. Наказанный тяжко мог ложиться в господский госпиталь; впрочем, было определено точно, сколько дней каждый наказанный мог лежать: срок зависел от количества ударов. Наказанный 100 плетьми или 17 тыс. розог мог лежать неделю; получивший не более чем 10 тыс. розог - полнедели. Кто лежал более, того лишали хлеба и вычитали соответствующую долю его месячного жалования.
Хорошо, если этот дикий памятник [дошел] от какого-нибудь русского донкихота помещичьего произвола, который распоряжался не живыми, а воображаемыми душами, как Собакевич торговал мертвыми душами.