Курс русской истории (Лекции XXXIII-LXI)

ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ НАЛОГИ. Как ни напрягало правительство податное обложение, оно обыкновенно не было в состоянии точно сметить предстоящие ему расходы, чтобы уравновесить их с текущими доходами, и уже среди самого дела, на ходу замечало ошибочность своих предварительных расчетов. Тогда оно прибегало к чрезвычайным средствам. В самое трудное время, в первые годы царствования Михаила, оно вместе с земским собором делало принудительные займы у крупных капиталистов вроде Строгановых или Троицкого Сергиева монастыря. Это были, впрочем, редкие случаи. Обыкновенными, так сказать, источниками чрезвычайных доходов были «запросы волею» и процентные налоги. Из первого источника почерпались «запросные деньги», из второго деньги пятая, десятая, пятнадцатая и двадцатая. Тот и другой источник имел сословное значение. Запрос волею — это добровольная подписка, к какой правительство по соборному приговору призывало привилегированные классы землевладельцев, духовных и служилых, для покрытия чрезвычайных военных расходов. Мы уже видели, как в 1632 г., в начале войны с Польшей, по приговору обоих государей с собором духовные и служилые чины собора одни тут же на заседании заявили, что они готовы дать, а другие обещали принести росписи тому, что кто даст. Подобным порядком испрошено было добровольное вспоможение и у собора 1634 г. Запросные деньги взимались и с некрепостных крестьян, но не в виде добровольной подписки, а как определенный окладной налог в размере от 1 рубля до 25 копеек с двора (14 — 3 рубля на наши деньги). Процентный налог — финансовое изобретение собора, избравшего новую династию, — падал на торговых людей в размере пятой деньги. В 1614 г., на другой год по избрании Михаила, этот собор приговорил собрать на ратных людей «от избытков по окладу, кто может от живота своего и промыслу на 100 рублев, с того взяти пятую долю — двадцать рублев, а кто может больше или меньше, и с того взять по тому же расчету». Таким образом, в приговоре даны зараз, по крайней мере, три несовместимые основания обложения: животы — имущество, промыслы — оборотный капитал в соединении с трудом, избыток по окладу — чистый доход по оценке окладной комиссии и, наконец, возможность дать больше или меньше — заявление по совести о своем достатке. Соборный приговор в разосланном циркуляре изложен был московскими дьяками по однообразной дьячей методе всех веков — так, чтобы его можно было понять не менее, как в трех смыслах. Мысль собора 1614 г. была довольно проста. Почему он назначил пятую деньгу, а не четвертую или шестую? Тогда в торговом дисконте при помещении денег в рост обычный и высший законный процент был «на пять шестой», т.е. 20%. Заемщик мог брать деньги под такой процент только при возможности выручить занятым капиталом гораздо больше 20%. Значит, этот процент представлял тогда наименьший чистый доход с капитала и при нормальном обороте удвоял его в пять лет. Соборный приговор о пятой деньге с торговых людей требовал, чтобы оборотный капитал уступил нуждавшейся казне один год своего прироста, отсрочив свое пятилетнее удвоение на шестой год. Такова схема налога: он не требовал пятой доли ни всякого имущества, ни всего дохода с него, а брал наименьший чистый годовой доход только с торгового оборотного капитала или доходной недвижимости лавки, завода и т.п. Но по вине плохого приказного изложения соборный приговор вызвал много недоразумений и даже беспорядки. В одних местах пятую деньгу поняли как имущественный налог, и окладчики начали описывать всякое имущество, чем вызвали сопротивление плательщиков; в других его взимали по окладу какого-либо обыкновенного налога, например, стрелецкой подати. Ближе подошли к смыслу налога там, где его поняли как налог на торговый оборот и, высчитав по таможенным книгам, «на сколько рублев чьих товаров в привозе и в отпуске объявилось», взимали пятую часть их цены. Недоразумения и столкновения повторялись и при последующих процентных сборах, по неясности стереотипного выражения «с животов и промыслов». На деле, однако, это были налоги на доход, что прямо отмечает иноземец Рейтенфельс, бывший в Москве в 1670 г. Сборы эти падали на торгово-промышленных людей всякого звания, тяглых и нетяглых, кроме духовенства и «белых» служилых чинов, на стрельцов, пушкарей, всяких крестьян и бобылей, даже на торговых холопов, «чей кто ни будь торгует». Пятинный сбор 1614 г. повторился и в 1615 г. Два раза собирали пятую деньгу во вторую польскую войну царя Михаила, в 1633 и 1634 гг. В 1637—1638 гг. для обороны от крымцев, удвоив стрелецкую подать, правительство выпросило у земского собора набор даточных с дворцовых и владельческих крестьян и усиленный денежный сбор с торговых людей — с двора около 20 рублей на наши деньги, а с черных крестьян в половину; в 1639 г. чрезвычайный денежными сбор повторился. Сборы поступали с огромной недоимкой — знак, что плательщики изнемогали. Они и жаловались, что им «тяжко вельми». Если прибавить к этому принудительную скупку казной наиболее прибыльных товаров, например, льна в Пскове по указной цене, мы поймем горечь жалобы местного летописца: «и цена невольная, и купля нелюбовная, и во всем скорбь великая, и вражда несказанная, и всей земли ни купити, ни продати не сметь никому же помимо». Особенно часты и тяжки были чрезвычайные поборы при царях Алексее и Федоре, когда продолжительные и разорительные войны с Польшей, Швецией, Крымом и Турцией требовали тяжелых жертв людьми и деньгами. В 27 лет (1654—1680) собирали по разу 20-ю и 15-ю деньгу (5% и 6,66%), пять раз 10-ю и дважды 5-ю деньгу (10% и 20%), не считая повторявшихся из года в год сборов в определенном однообразном окладе с двора. Так все эти сверхштатные налоги получали характер временно-постоянных. Чрезвычайные налоги входили особой неокладной статьей в состав обыкновенных доходов.