Курс русской истории (Лекции XXXIII-LXI)

IV. Усиленное развитие поместного землевладения создало в служилой среде слой, прежде незаметный, который можно назвать служилым землевладельческим пролетариатом. Чем более размножался служилый класс, тем более истощались земельные средства московского правительства. Это истощение происходило от разных причин. В поместную раздачу первоначально шли дворцовые земли, бывшие в непосредственном распоряжении государя для надобностей его дворца, а также вотчины, по разным причинам терявшие своих владельцев, например конфискованные. Потом в поместный оборот вошли и земли черные, казенные, доходы с которых шли на общегосударственные нужды. Такой переход черных земель в частное владение объясняется тем, что поместья как средство содержания служилых людей заменяли кормления: в поземельных описях XV—XVI вв. встречаем запрещение отдавать известные земли в поместье, потому что с них шел корм наместнику. Разработка всех этих земель была очень слаба: по приблизительному расчету, основанному на отрывочных данных, только пятая часть этих земель эксплуатировалась — земледельческий труд изнемогал перед лесом и болотом. Притом географическое расположение земель, удобных для испомещения, не соответствовало стратегическим целям, на которые была рассчитана поместная система. Помещику, больше ратнику, чем сельскому хозяину, нужна была земля угожая, с выгодной пашней и угодьями, и живущая, населенная, с достаточными рабочими крестьянскими руками, а земли, совмещавшие в себе оба этих удобства, были тогда на средней Оке и на север от нее совсем не в изобилии. Но с завоеванием Казанского царства, по мере передвижки передовых оборонительных линий в глубь безлюдных, хотя и плодородных степей, оба этих удобства совмещались все реже, и испомещение все более затруднялось: на земле, нуждавшейся и в ратнике, и в сельском хозяине, приходилось сажать массу помещиков, которым было не до сельского хозяйства. К этому прибавилось новое неудобство, созданное тем же расширением государственной территории на юг и юго-восток. С половины XVI в. обнаруживается усиленный отлив сельского населения с центрального суглинка на южный донской, верхнедонецкий и средневолжский чернозем. Этот отлив сулил хозяйственную опору служилым людям, там испомещавшимся, но при первой встрече на диком степном поле и крестьянин-новосел и помещик-переведенец, одинаково нуждаясь друг в друге, не могли сразу сладиться один с другим в отношениях землевладельца и оброчника-арендатора. Мы сейчас увидим, как они устроились. Этот же отлив расширил площадь пустопорожних земель в центральных, сравнительно густо населенных уездах. Но такие необорудованные земли неохотно разбирались в поместья: они требовали капитала, охоты и уменья их разработать; всего этого недоставало служилым людям того времени. Вот почему поместные дачи редко равнялись окладам, и потому же в документах второй половины XVI в. встречаем множество новиков, которые исправно служили по нескольку лет, но оставались беспоместными, не могли приискать или получить удобных поместий. Одно сопоставление наглядно укажет, насколько потребность в удобной для испомещения земле превышала ее наличность. При разборе, верстанье и раздаче денежного жалованья составлялись книги или списки уездных служилых людей, называвшиеся десятнями, с разделением служилых людей на чины и статьи, разряды, и с обозначением их поместных и денежных окладов, а также их службы (вооружения, походных слуг и коней). По коломенской десятне 1577 г., назначено было дворянами детям боярским Коломенского уезда окладного поместного надела 84 тысячи десятин. Но в этом уезде очень много земли значилось за монастырями, боярами и других чинов людьми, не принадлежавшими к дворянскому обществу уезда. Пространство Коломенского уезда в XVI в. едва ли намного превосходило нынешние его пределы, а по статистическим данным 1880-х годов, пашни в этом уезде было всего 102 тысячи десятин. Едва ли дачи коломничан могли быть доведены до окладных размеров из земель Коломенского уезда. К концу XVI в. уже сильно чувствовался недостаток удобной земли для испомещения, и на это жаловались в Москве Флетчеру в царствование Федора. Правительство вынуждено было все более сокращать поместные дачи и даже оклады. В конце этого века среди провинциального дворянства встречаем чрезвычайно мелких помещиков, у которых оклады падали ниже предельной меры, назначенной по закону для поставки одного вооруженного конного ратника (150 десятин): назначали по 120 и по 60 десятин оклада. Еще скуднее бывали дачи, приближавшиеся уже к крестьянским участкам: встречаются помещики с 30,22, даже с 10 десятинами пахотной земли. Так образовалась значительная масса бедных провинциальных дворян, беспоместных или малопоместных. Десятый уездного дворянства XVI в. с отмеченными в них отзывами окладчиков дают много выразительных указаний на успех, с каким развивался этот дворянский пролетариат. Многие помещики в своих поместьях не имели ни одного крестьянского двора, жили. одними своими дворами, «однодворками»; отсюда позднее произошли класс и звание однодворцев. В десятнях встречаем такие заявления окладчиков: такой-то сын боярский «худ (малогоден, худо вооружен), не служит, от службы отбыл, на службу ходит пеш»; другой «худ, не служит, службы отбыл и вперед служити нечем, и поместья за ним нет»; третий «худ, не служит, и поместья за ним нет, и служити нечем, живет в городе у церкви, стоит дьячком на клиросе»; четвертый «не служит, от службы отбыл, служба худа, служити ему вперед нечем, и поруки по нем нет, поместья сказал 15 четей»; пятый «обнищал, волочится меж двор»; шестой «жил во крестьянех за Протасовым, поместья за собою сказал 40 четей»; седьмой — «мужик, жил у Фролова в дворниках, портной мастеришко; бояре осматривали и приговорили из службы выкинуть вон».