Курсант. На Берлин

А в том, что к нам с Риекки приближается тот самый фашист, который мне нужен, сомневаться не приходилось. Я изучил их долбанные фашистские рожи до мельчайших деталей. Вот только план Шипко подразумевал Эско, Шульгина и еще одну важную персону. Мюллера на этапе Хельсинки в нем не было. Мюллер появлялся в Берлине. Тогда какого черта он делает здесь⁈

Оберштурмбаннфюрер был одет в обычный костюм и очень старался соответствовать месту. Но это, честно говоря, просто какой-то фарс. Невозможно запихнуть волка в овечью шкуру, а потом поверить, будто он реально является овцой. Даже если волк будет очень громко блеять.

— Веди себя прилично, скотина. — Прошипел начальник сыской полиции, затем громко добавил. — Алексей, хочу познакомить тебя со своим хорошим товарищем…

Я не дал Эско возможности договорить.

— Очень любопытно, господин Риекки, давно ли оберштурмбаннфюрер СС, начальник тайной государственной полиции Германии, стал вашим хорошим товарищем. Мне кажется, вы немного не доросли до подобного статуса. — Заявил я и пьяненько улыбнулся.

Немец уже находился совсем близко. Мне даже не пришлось повышать голос, чтоб он меня услышал.

В первую очередь, конечно, приятно было увидеть вытянувшееся лицо фрица. Оно у него на долю секунды стало ну очень охреневшим. Причем, от всего сразу. И от того, что я сходу его узнал, и от того, что у меня хватило наглости признаться в этом вслух.

В принципе, наглость Мюллер спишет на алкоголь. Решит, что парень просто изрядно поддал винишка. Тем более, это правда.

В реальности, за те доли секунды, которые пронеслись от слов Эско о товарище до сказанного мной, я успел сообразить, это — проверка. Очевидно, начальник сыскной полиции все рассказал Мюллеру. Вернее, рассказал о появлении перебежчика, который может быть интересен Гестапо и полезен Третьему Рейху. Вот почему Риекки исчез сразу же. В отличие от меня, он знал, что оберштурмбаннфюрер находится в числе гостей, вот и торопился быстрее доложить.

Мюллер, видимо, усомнился в словах Риекки. Конкретно в том, что я соскочил с крючка НКВД и что действительно имею отношение к секретной школе. Ну и еще, конечно, у немца явно появилось подозрение, не засланный ли казачок.

Будь я шпионом или диверсантом, ни в коем случае не показал бы виду, что узнал фашиста.

Именно поэтому, не тратя время на дальнейшие размышления и оценку ситуации, я повел себя так, как, наверно, не ожидали ни Риекки, ни сам Мюллер.

— Черт… Витцке, прекратите орать на весь двор. — Эско снова схватил меня за руку.

— Подождите, господин Риекки. — Фашист отодвинул финна в сторону и шагнул ко мне, пристально уставившись в мое лицо рыбьим взглядом. — Алексей. Верно?

— Верно, господин оберштурмбаннфюрер. Алексей Сергеевич Витцке. Впрочем, думаю, начальник сыскной полиции Финляндии уже успел вам сказать мою фамилию.

Мюллер говорил по-немецки, я — тоже. Раз пошла такая пьянка, пусть сразу оценит уровень и величину привалившего ему в моем лице счастья.

— Великолепное владение языком… — Отметил немец.

Что еще хотел сказать Мюллер, к сожалению, выяснить не удалось. Он точно хотел, потому как набрал воздуха в грудь и открыл рот.

Причина, которая помешала вести нам продуктивный диалог, а я уверен, он был бы продуктивный, выглядела крайне нелепой и даже абсурдной. Я увидел приведение.

Да, именно так. Самое настоящее приведение.

Мы с Мюллером стояли друг напротив друга. За спиной фашиста собралась очередная кучка гостей. Они все время перемещались с места на места, организуя вот такие компашки. То есть, именно сзади оберштурмбаннфюрера в данный момент наблюдалось большое скопление людей.

И вот среди этих кислых финских лиц я вдруг увидел лицо, которого вообще никак не могло быть ни здесь, ни вообще где-либо. Оно как бы сдохло, это лицо. Больше двух месяцев назад. Осталось валяться в зимней лесу Подмосковья.

— Дядя Коля… — Произнёс я вслух, хлопая глазами, как идиот.

Ну а потом события понеслись с такой скоростью, что думать вообще было некогда.

Я увидел, как Клячин вытаскивает пистолет и поднимает руку, прицеливаясь. Гости, стоявшие рядом с ним, как раз начали громко спорить насчет очередных кинематографических истин и на Николая Николаевича вообще никто не смотрел. Кроме меня.

— Твою мать! — Рявкнул я по-русски.

Видимо, это национальная особенность, в самые поганые моменты материться на великом и могучем.

Потом схватил Мюллера за плечи и резко развернул, меняясь местами с фрицем. Честно говоря, думал, не успею. Но успел. Ровно в тот момент, когда, по сути, закрыл оберштурмбаннфюрер собой, раздался выстрел и мою спину обожгло болью.

— Охренеть… — Прежде, чем упасть, поизнёс я, глядя в рыбьи глаза Генриха Мюллера.

Глава девятая Я вспоминаю, что случайности не случайны

Самым сложным было совместить временные рамки каждого события.

Чуть-чуть промахнусь и трындец, весь план пойдет по женскому половому органу. Шипко считал точно так же, о чем мне и сообщил.