Искать пришлось недолго. Сначала обшарили самые простые места схрона: шкафы, тумбочки и прочие шифоньеры. В одном из платяных шкафов обнаружили любопытный стратегический запас в виде целой горы кильки в томатном соусе.
– Это что? – недоумевал следователь, пытаясь оценить в некоем количественном показателе огромную батарею консервных банок.
– Нэ видишь? Риба, – пожал плечами Аршак, но голосок его предательски дрогнул.
– А зачем тебе столько кильки? – давил следак. – У вас в Армении моря нет, и ты решил наладить туда поставки кильки?
– Люблю рибу, – пробурчал пленник. – Что тут такого?
– И ты молчал? – встряла Катя, грозно зыркнув на возлюбленного. – Что у тебя столько ее? М-м-м… Обожаю! В томатном соусе. Хоть бы угостил даму.
Катюха облизнулась. По-быстренькому смоталась на кухню и вернулась уже с ножом. Схватила одну банку и ловко вспорола крышку. Отогнула жестяной кругляш и поддела острием ножа вожделенное содержимое. Но содержимое рассыпалось на пол черными бусинами.
– Это что? – хлопала глазами Катька. – Что за нафиг, Агавелян?
– Позвольте? – я протянул руку и взял банку с черной икрой под бутафорной этикеткой. Взял ножичек, подцепил аккуратно глянцевые бусины и отправил в рот.
– Икра, мужики! – радостно выдохнул я. – Черная!
– Дура ты, Катя! – вскрикнул армянин с отчаянием в голосе. – Дура!
Следующие минут десять мы отчаянно пытались защитить “потерпевшего” от возлюбленной. В какой-то момент нам это даже почти удалось. Общими усилиями затолкали разъяренную Фиону в ванну. Но она выставила дверь и вновь кинулась на Агавеляна, чтобы отомстить за страшное оскорбление.
Успокоилась только, когда расквасила ему нос и посадила знатный фингал под левый глаз. Потом отряхнулась. Сунула ноги в сапоги, надела пальто (больше похожее на драповый парашют) и с гордо поднятой головой удалилась из квартиры.
Выдохнули все. Особенно Аршак. Отпираться было бесполезно. Он рассказал, как через его родственника, что работал директором в “Океане” Новоульяновска, они переправляли черную икру в Ереван под видом кильки. Рассказывал сбивчиво и торопливо. Уж очень ему скорее хотелось в камеру. Где двери железные и решетки на окнах – почти как по Булгакову, бронированные. Там его точно никто не достанет.
Глава 4
Рыбное дело в Новоульяновске раскрыли быстро благодаря нашему “грамотно” проведенному обыску. Погодину и дяде Васе руководство УВД пообещало премию, а следаку посулили должность повыше. За грамотное руководство оперативной группой в ходе проведения обыска и умелую организацию следственных действий готовили на него представление о назначении старшим следователем.
Таких плодов, правда сказать, мы не ожидали, да и узнал я о них немного позже, не сразу.
Потому что на следующий день я уже летел в стольный град. Соня на меня дулась, друзья тоже поворчали, и лишь родители не высказали ничего против моего скорого отъезда. Понимали, что сын давно вырос и у него своя жизнь.
На Петровке я был уже после обеда. Распахнул дверь кабинета. Горохов восседал в гордом одиночестве и копошился в каких-то бумажках.
– Андрей! – он радостно вскочил со стула и протянул руку. – Привет! Извини, что не дал поболеть по полной программе, но дело серьезное.
– Да ничего, – отмахнулся я. – На пенсии вдоволь наболеюсь. А пока работать надо…
После всех приключений в родном городке я уже и забыл, что больничный мой был так спешно закрыт.
– Вот это правильно! Кофе будешь? Индийский, – следователь с гордостью выставил на стол коричневую жестяную баночку “для гвоздей” с желтыми индианками на боку.
– Не откажусь.
Горохов налил кипятка из никелированного чайника. Такие советские чайники были устроены допотопно – просто железяка с нагревательной спиралью внутри. Этакий кипятильник в броне. Но служили эти нехитрые приборы долго и исправно. Как правило, ломались, только если их забывали вовремя отключить. Вода выкипала, чайник щелкал, сбрасывая перегретую скорлупу накипи, и с дымком и гарью приказывал долго жить.
Кофе оказался неплох, но и ничего выдающегося. Хотя по нынешним меркам дорогой. Аж четыре рубля за банку – Горохов, как всегда, был гостеприимен и для своих ничего не зажимал. Но большинство простых граждан предпочитали так называемые кофейные напитки из цикория, ячменя и желудей, где настоящего кофе было не больше тридцати процентов, а то и вовсе без него обходилось.
– Слушай, Андрей Григорьевич, вводную, – начал Горохов издалека. – Грядет значимое событие. Летняя олимпиада. Все-таки мы решились. Хотя поговаривают, что генсек сомневался и хотел отменить Игры. Мол, экономика наша не вывезет и оправляться долго будем. Сам видишь, какое в столице сейчас изобилие. Любой деликатес без очереди купить можно, чуть ли не на каждом углу. Показуха, мать их… А в глубинке шаром покати. Но в разгар холодной войны не можем мы в грязь мордой ударить перед нашими врагами. Понимаешь? Олимпиада в СССР – шаг, скорее, политический, нежели спортивно-общественный. Покажем, так сказать, всему миру, кто тут батька.
– Согласен, Никита Егорович, – кивнул я. – А мы что, теперь экономикой заниматься будем?