Курсант: назад в СССР (СИ)

— Пашка позвал меня получку отметить, — Петя всхлипывал. — Мы сидели выпивали. Тут заявилась его мать и давай меня костерить, что, мол, паскуда такая, его сына спаиваю. Слово за слово, я выпивши был, не выдержал и послал ее подальше. А Пашка, дурень, вступился вдруг за нее. За табурет схватился и махать им начал. Он, когда пьяный, дурак совсем. Но мать любит и слушается, хотя она ему всю жизнь испортила. Всех баб отвадила, хотела, чтобы до самой смерти сынок только ее был. На меня злость такая накатила. Он из-за ведьмы на друга с табуреткой кинулся. Голову проломить грозился! Не знаю, что на меня нашло, только я нож со стола схватил и первым его ткнул. Он не падал, что-то кричал, я бил еще и еще. Тут карга старая на меня кинулась, в морду вцепиться хотела. Я и ее ударил. Сколько раз не помню. Она на кровать упала и захрипела, а я убежал…

В комнате своей заперся и трясся. Потом в себя пришел, в коридор вышел. Тишина. Никто из соседей не прибежал на шум. На работе все были. Тогда я подумал, что можно на старьевщиков все свалить. Пашка рассказывал, что недавно приходили к нему двое и икону просили продать. Он бы и рад был от нее избавиться, да мать побоялся.

Я икону схватил и в печку. Щепок немного подкинул и газетки. А потом побежал и милицию вызвал.

— Молодец, Березкин, что признался, чистосердечное зачтется тебе, — успокоил я его, хотя знал, что ему вышка корячится. — А нож куда дел?

— Дома спрятал. В печке он все равно бы не сгорел.

— А теперь, Петр Васильевич, иди и расскажи все то же самое следователю. Скажи, что совесть замучила и решил сам сдаться. Явку с повинной оформят. И покажешь им, где нож спрятал. Понял?

— Понял, — кивнул Березкин, размазывая слезы. — А как вы догадались?

— Про что?

— Что у меня высшее образование? Я ведь раньше инженером работал. Пока водка не сгубила.

— У тебя в комнате шахматы есть, и схему ты хорошо продумал. Обычный пьяница до такого не додумается. А грибочки я все-таки возьму. Можно? Они теперь тебе не понадобятся…

Друзья, первый том «Курсанта» подходит к концу. Не забудьте подписаться на автора, чтобы не пропустить выход второго тома!

Глава 25

Из погреба я выбрался первым, предварительно приказав Березкину отойти к противоположной стене и отвернуться. Он вроде бы безобидный сейчас, как рыбка аквариумная, но мало ли что в голову взбредет. Настоящий мент мерами личной безопасности пренебрегать не будет. В каждой божьей коровке следует видеть скорпиона. Много было прецедентов.

Но Березкин сдался без шума и пыли. Изумлению Дубова не было предела. Сначала он, конечно, обрадовался, пыхтел как паровоз, раздувая щеки, размахивал руками, но потом, когда молодой опер с участковым скрутили убийцу и, заковав его в “кандалы” увели в воронок, низвергся праведным гневом в адрес матерых "урок", которые не смогли раскусить алкаша, а ринулись на поиски мифических скупщиков.

Сейчас мне какое-то время нужно оставаться в тени. Пока нахожусь под прицелом конторы — лучше не светиться. Меня Березкин “не выдал”. Решил, что если сам признается, то зачтется это. Согласен с ним, может вышку избежит. Хотя, вряд ли. Смертная казнь в СССР была делом обычным. В тридцатых так вообще могли запросто расстрелять за неисполнение обязательств по договору, в шестидесятых за мародерство и взяточничество. А тут двойное убийство. Вышка, однозначно.

Конечно, генеральный секретарь ЦК КПСС может принять решение о помиловании и заменить казнь на двадцать пять лет тюрьмы. Но делал он это редко и с неохотой. Нехорошо отменять решения Советских судов, самых гуманных и справедливых в мире.

Когда мы вернулись с происшествия, Паутов вызвал меня к себе в кабинет и прямо спросил:

— Андрей, ты, когда Березкина откатывал, ничего странного не заметил в его поведении?

— Вроде, нет, а почему спрашиваете Аристарх Бенедиктович?

— Он сразу после тебя явился к Дубову и во всем признался. У самого глаза красные и разводы грязные на щеках. Будто всплакнул. Странно. Совесть его так пробила?

— Возможно, — кивнул я. — Он же друга убил.

— Да какой он ему друг? У алкоголика друзей ровно столько, сколько собутыльников. Чувство вины у опустившихся людей атрофируется. Странно, что он признался. И про икону рассказал, как сжег ее в печке. И самое то интересное, он все так хорошо спланировал, следы замел и вдруг раскололся. Ты точно ничего необычного не заметил?

— Может испугался? — “предположил” я. — Подумал, что отпечатки его проверим и узнаем, кто убийца.

— Может, — кивнул Паутов. — Но слабо верится. Опера его с пристрастием до этого спрашивали, он их вокруг пальца обвел, а потом вдруг сам сдался.

— Ну, да странно, — согласился я, — Может, с психикой чего не в порядке. Алкаш ведь. Что с него взять.