Раньше, при взгляде на себя, я ничего не ощущала. А теперь появился интерес. И не только к внешности, но и к собственной личности. Врач и Роуан каждый день забрасывали меня вопросами, притаскивали какие-то предметы, одежду – но почему-то сами на мои вопросы не спешили отвечать и не давали планшетов, чтобы я могла выйти в Сеть. Впрочем… ничего не вызывало у меня интереса. Я жила без эмоций. Мне чего-то сильно недоставало… А когда я пыталась выяснить, что, то теряла концентрацию или забывала, о чем мне говорят. Врач-лирианец сказал, что это защитная реакция организма – ограничить от всех раздражителей, пока идет восстановление.
Сегодня интерес, наконец, пробудился.
— Что со мной произошло?
— Ты пережила крушение.
— Какое крушение? Когда?
— Примерно месяц назад.
Я вдруг вспомнила злобного мужика в военной форме, который орал: «Ветрова, ты ребенок, возвращайся домой и приходи, когда тебе стукнет хотя бы полсотни!»
— Я связана с военными?
— Ты начинаешь вспоминать что-то? — обрадовалась Роуан.
— Да.
С того дня я перестала забывать то, о чем мне говорят, воспоминания обрывками стали собираться в памяти. Большая часть их была связана с учебой: я видела себя курсанткой, вспоминала темы лекций, тест-блоки, посиделки в библиотеке. Появлялся образ голубоглазого военного – куратора, который часто на меня кричал. Кажется, это с ним я летела куда-то…
Врач, замечая мои успехи, разрешил гулять по саду и видеться с братьями. Их я тоже вспоминала, и тоже обрывками. Постепенно я даже перестала шарахаться от самого устрашающего с виду Агапия, а когда спросила: «А где твоя рыжая?», он обрадовался так, что обнял меня. Тогда-то и проснулись первые отголоски эмоций. Братья гуляли со мной все вместе и по очереди, и это ускоряло мое выздоровление.
Но больше всего мне помогала Роуан. Она проводила со мной так много времени, что я искренне к ней привязалась. Я стремилась даже перенять что-то от нее – манеру ходить, говорить, улыбаться. А еще, когда что-то дурное, смутное, всплывало в памяти, и я просыпалась от кошмаров, только она могла меня успокоить.
Я спросила – а кем вы мне приходитесь, почему находитесь при мне постоянно? Она ответила, что в большом долгу передо мной и почитает за честь помогать мне. Пока меня этот ответ устраивал. Но в последнее время, несмотря на мое улучшающееся состояние, Роуан становилась все мрачнее.
— Что не так? — спросила я.
— Ты выздоравливаешь, и это меня радует. Ты вспоминаешь о ферме на Горунде, о братьях, соседях, однокурсниках. Но все остальное… Ты помнишь Ли? — спросила центаврианка безо всякой надежды.
— Помню, — несколько удивленно сказала я. В памяти действительно всплыло достаточно яркое воспоминание. Брызги сока… толпа… и мужчина с обаятельной улыбкой.
Роуан подалась вперед:
— Что именно ты помнишь?
— Ли Малейв – миграционный агент. Он посоветовал мне поступать. Да, я это помню… Роуан… я и вас вспомнила. Вы были у нас на ферме. Только не помню, зачем…
— А про Ли? Что ты еще помнишь про Ли?
Недоумевая, что же ее так волнует, я ответила:
— Я видела его и в академии. После парада он поздравил меня с поступлением и сказал, чтобы я была осторожнее с центаврианами.
— А еще? Что еще?
А дальше – ничего. Туман. Я поняла, что нас с Ли что-то связывало, поэтому Роуан так много расспрашивала, но в сердце у меня ничего не откликалось.
В общем, голова моя оставалась скорее пустой, чем полной. Фигурально говоря, для того, чтобы собрать мозаику, не хватало многих фрагментов. Роуан убедила меня, что мозаика сложится в особняке Рода Малейв. Братья не возражали, и пару дней спустя врач разрешил мне перебраться туда.
Нас провели через черный ход и усадили в неприметный кар и повезли. Что за секретность? Почему мы так торопимся? Весь полет я задавалась этими вопросами, но, стоило оказаться в месте назначения, я про эти вопросы забыла. Пока мы рассматривали окружающие красоты, нас встретил управляющий, и, рассыпаясь в любезностях, повел в дом. Навстречу нам вышел высокий широкоплечий мужчина в домашнем костюме. С первого взгляда он показался мне безупречным, со второго взгляда я уверилась, что мне не показалось, а так и есть – он безупречный.
Мужчина поклонился Роуан, затем поприветствовал нас. Центаврианка представила его:
— Мой сын, Ли Малейв. А эти господа – Агапий, Аркадий и Артем Ветровы. С Ниной вы уже знакомы… — голос женщины дрогнул.
— Блага вам, — произнес Ли и поклонился мне отдельно. — И мое почтение прекрасной Нине Ветровой. Я вас очень хорошо помню. Курсантка с психической устойчивостью, знаменитость факультета разведки и потомственная героиня. Говорить с вами – честь для меня.
«Героиня? Честь? Он о чем?»
— Блага, гражданин Малейв, — с заминкой ответила я. — Я вас тоже помню.
Агап отчего-то фыркнул, но никто, кроме нас с Ли, на него с удивлением не покосился. А Роуан так и вовсе улыбнулась солнечно:
— Ли, покажи девушке сад. А я пока проведу для братьев нашей героини экскурсию по дому.
— С удовольствием.