Курсантка с фермы. Имитация любви (СИ)

--- Малейв, — отозвалась я; голос мой был деревянным от усталости.

— Даже блага мне не пожелаешь?

— Не заслужил.

— Интересно, — хмыкнул Ли. — Нина Ветрова устала после перелета, или ей не понравились вести про Милу?

— И то, и другое.

— Мы должны встретиться сегодня вечером.

— Не хочу ни с кем встречаться. Но если у тебя есть новости…

— Есть. Жди меня на аэро-площадке резервации в восемь, — сказал центаврианин и добавил мягко: — Ты ведь помнишь о том, как важно хорошо кушать и крепко спать?

— Помню, — бесцветно ответила я.

— Отдыхай, недовольная моя.

Я отключила ТПТ и, попросив Анну разбудить меня за два часа до встречи, заснула. Сон не принес облегчения и не убавил волнения. Я почувствовала себя разбитой, и, выйдя на террасу, начала вяло ковыряться в тарелке. Надя ушла навестить родителей, и ужинали мы с Агапом вдвоем. Ни я, ни он болтливостью не отличались, поэтому с едой мы справились быстро и разошлись по своим делам.

Правда, мы все-таки поцапались, когда я собралась выйти с фермы.

— Куда? — рыкнул Агап, преграждая мне путь. Поправляя волосы, я ответила невозмутимо:

— На свидание.

— С орионцем?

— Да.

— Почему он сам за тобой не зашел?

— Хватит, Агап, — тихо сказала я. — Мы уже выросли. И Тема, и я.

Агапий пожевал губами. Не знаю, то ли Надя его так смягчила, то ли он услышал меня, но бурного всплеска эмоций не последовало, и старший Ветров проговорил вполне спокойно:

— Он надежный парень?

— Да.

— Тогда иди. И, если что, звони.

Раньше нашу ферму сотрясали крики по любому поводу, и причиной этих криков был вспыльчивый Агапий. Мы смиренно принимали такое положение дел, считая, что со столь горячим темпераментом без криков и ругани – никак. Оказывается, даже Агапа можно усмирить. Особенно, если усмиряет милая рыжеволосая девушка.

Я вышла за ворота. Пока шла до аэро-площадки, не могла отделаться от ощущения, что привычные с детства скамеечки, старенькие роботы, ползущие по улицам, кажутся несколько… чужими. В академии я привыкла к безличности, к строгости интерьеров, к распорядку дня, к всегда собранным курсантам в форме. Из-за этой новой привычки расслабленность и непорядок резервации кажутся теперь неправильными.

При моем приближении Ли вышел из своего аэро-кара: черного (кто бы сомневался), дорогого (естественно!), и непримечательного. Несколько женщин, ожидающих рейсовый аэробус, уставились на вышедшего из кара Ли так, будто узрели бога.

«Бог» поклонился мне, приложил ладонь к сердцу, и, взяв мою руку, нежно поцеловал пальчики. Небрежно мазнув взглядом по застывшим от потрясения женщинам у аэро-площадки, Ли завел меня в свой кар и зашел следом.

— Куда летим?

— Отдохнуть.

— Надеюсь, не в релакс-клуб?

— Нет.

Ли занялся переключением нужных рычажков и кнопок на панели управления, а я присела на сиденье. Кар плавно взмыл вверх. Пока Ли изучал данные с панели управления, я изучала салон аэро-кара. Обычно, в личных карах валяются какие-то вещички, мелочи, характеризующие хозяина. А в каре гражданина Малейва не было ни одной лишней вещи: ни расчески, ни планшета с играми. Абсолютный порядок – такими кары показывают в рекламе.

Я провела ногтем по обшивке. Не поворачивая ко мне головы, Малейв спросил:

— Что ты делаешь?

— Привожу салон в нормальный вид.

Мужчина усмехнулся, поняв, что я имею в виду.

— Профессиональная деформация. У меня выработалась привычка не оставлять ничего лишнего.

— Какие еще у тебя есть деформации?

— Как и у многих с нашего факультета: скрытность, искусственная любезность, бесстрастность.

«О, да». Отлично помню, что меня так напрягало поначалу в Ли: он был любезен, очарователен, предусмотрителен, и добивал улыбкой. Помимо того, заставлял меня чувствовать себя самой желанной женщиной на Горунде.

Ли закрыл окна, потому что ни его, ни меня открывающийся из них вид не интересовал. Набрав нужную высоту, кар снизил скорость; Ли перевел кар в режим «автопилота».

— Ты забыл про лживость, — добавила я. — И подлость. И стремление манипулировать.

— И это тоже, — согласился центаврианин, поворачиваясь ко мне. — Честность в нашем деле убивает. Ты ведь понимаешь это?

— Понимаю.

С лица мужчины быстро сошел загар (центы вообще плохо загорают), отчего глаза его снова стали казаться темными на белом полотне лица. Ли улыбнулся. Я давно поняла, что улыбка Малейва – оружие массового поражения, а взгляд сродни точному выстрелу из ПП. Но сердце все равно екнуло.

— Почему ты не сказал мне про Милу?

— Она попросила не распространяться. Судя по всему, и братья тебе ничего не рассказали. Не принимай близко к сердцу, Нина. Люди не бывают откровенны на сто процентов даже с самыми близкими.

— Знаю. Может быть, ты хотя бы сейчас скажешь, почему Милу оставила моего брата одного в трудовой колонии?