Смех смехом, но в первые дни после присяги они неожиданно встретили лица новых сослуживцев, которых не заметили, будучи абитуриентами. Появился в соседнем взводе толстый и мешковатый Сбертуновский, с ромбовидной фигурой, огромным весом и нерасторопностью на физо. Внезапно возник в батарее жуликоватый Пупиянов с кличкой Барыга, который регулярно и демонстративно напивался, возвращаясь из увольнения, а это сходило ему с рук. Как поступают и учатся по блату генеральские отпрыски, стало видно невооруженным взглядом любому. Над такими «позвоночниками» часто смеялись, но с них, как с гуся вода, стекали упреки, негодования, презрение курсантов батареи. Установку «терпеть», пристроенные сверху ребята, получали еще дома, от папочек с красными лампасами. Правда, были в этой когорте те, кто старался сбросить лишний вес, освоить турник, научиться бегать, стрелять и отлично сдавать зачеты своими силами. Они не демонстрировали окружающим родственные связи, а проливали ведра пота, чтобы догнать остальных и стать с ними на равных. Они не ходили через день в увольнения, а тренировались, читали, учились. Понемногу таких курсантов стали уважать, помогать в армейской жизни, и со временем забыли «блатное» происхождение.
Таранов нередко вспоминал слова сокурсника, который по-своему переживал армейское неравенство: «Помните, у нас объявили карантин по гриппу, и никого не выпускали в увольнение? Тогда приехал мой родной дед, ветеран войны, и одновременно пришел на КПП чей-то папа – полковник из ВПА имени Ленина. Полковничьего сынка комбат отпустил в город, а меня нет. Вот тебе, пожалуйста, равноправие».
Выровнять по ниточке всех не удавалось. Быстро в отделениях и взводах появились лидеры и аутсайдеры. По ночам и вечерам, в курилке или ленинской комнате шли отчаянные споры, с убедительными доводами кулаком или словом. Вчерашние мальчишки использовали свое привычное оружие и учились новому. На курсе молодого бойца Семен и Марк однажды смогли отстоять себя перед теми, кто пришел учиться из армии, но через месяц «армейцы» стали замкомвзводами и командирами отделений, благодаря чему «неразлучная парочка» ночами доказывала свое человеческое достоинство с лезвием в руках, очищая налет на старом кафеле в туалете.
Глава V. Мышиная возня
Совместная мужская жизнь в казарме быстро выявила особенности характера каждого, и подарила курсантские клички. Они появились внезапно и прилипли намертво. Съел ночью под одеялом четыреста граммов сала без хлеба? Стал Парамошей. Не можешь регулировать свои физиологические откровения и усиленно гоняешь ветры на людях? «Скунсом» будут звать, пока не исправишься. За украинский говор нарекли «Хохлом» Миколу, а его друг из Баку получил кличку «Ара». В соседнем дивизионе служил БАМ, которого именовали по названию популярной железнодорожной магистрали, совпадающей аббревиатурой с заглавными буквами его имени – Богданов Александр Михайлович, а рядом служил Дима Цибик – Цибикдоржиев Дашу-Нема Догбаевич. В отличие от длинных красивых имен индейцев в романах Фенимора Куппера (Быстроногий Олень, Орлиное перо и проч.), в казарме чаще всего обрубались фамилии, от которых шли короткие, меткие имена: Зуб (Зубов), Фил (Филиппов), Шим (Шимяков), Чича (Чичко), Муля (Милюков), Дэн (Данильченко), Сэм (Самарин) и многие другие.
С легкой руки Генки Марк стал «Дымом», а сам младший сержант Бобрин получил кличку «Рыжий». Таранов успокаивал себя и друзей тем, что так повелось со времен «Юнкеров» Куприна, если не раньше. В военной среде обращение по фамилии – естественное требование уставов, но человеческие, мальчишеские отношения неистребимо их пронзали своим индивидуализмом, стебом, эгоизмом, желанием отстоять неповторимость личности или доказать свое «Я». К тому же, так было короче, проще в общении и службе, которая летела со скоростью «Красной Стрелы» в очередном увольнении или тянулась удивительно долго в наряде по батарее, столовой, в карауле.
Выравнивание по традиционным солдатским обычаям и дворовым приметам воспринималось большинством спокойно, как обязательный элемент курсантской жизни. «У всех нас – одинаковая форма, у каждого – своя кликуха, едим мы в одно и то же время одну и ту же пищу, ходим только строем – управляемая толпа будущих героев!» – смеялся Генка.
Они обязаны были соответствовать тому, что требовали командиры, а в душе каждый курсант оставался таким, каким пришел в эти стены. И таким, как его видели сослуживцы.