Курская битва, которую мы начали

Соответственно, штурмовые орудия и противотанковые установки, выпускавшиеся со второй половины 1942 года, стали оснащаться пулеметом калибра 7,92 мм, включая соответствующие модификации штурмового орудия типа StuG III, которое также первоначально не имело пулеметного вооружения[1016]. Пулемет на данных машинах был размещен в специальном станке, смонтированном на крыше рубки, и управлялся изнутри танка с использованием перископического прицела, то есть пулеметное вооружение непосредственно предназначалось для подавления открыто расположенной полевой и противотанковой артиллерии противника на средних дистанциях, а также борьбы с укрытой в траншеях вражеской пехотой на ближних дистанциях боя.

Учитывая изложенное, отсутствие оружия ближнего боя говорит в пользу того, что германское Главное командование и Генеральный штаб сухопутных войск не планировали применять установку «Фердинанд» в качестве ударного средства прорыва. Соответственно, использование такого ценного и дорогостоящего противотанкового оружия, как самоходная установка «Фердинанд», для прорыва противотанковой обороны противника, да еще и действующего в ближнем бою в отрыве от своей пехоты, являлось грубой тактической ошибкой оперативного командования немцев. Поскольку, несмотря на большие потери, никто не понес за эту ошибку никакой ответственности, по-видимому, указание на такой способ применения установок «Фердинанд» было отдано самим генералом Моделем, либо, по крайней мере, санкционировалось командованием 9-й армии. Во всяком случае, командир 656-го танкоистребительного отдельного полка подполковник Эрнст Юнгенфельд (Ernst Jungenfeld) не отвечал за происшедшее, поскольку его часть была разделена на отдельные подразделения, действуя поротно и побатальонно в составе тактических групп на разных участках фронта, то есть по существу Юнгенфельд не мог повлиять на боевое применение установок «Фердинанд».

В итоге 8 июля 653-й танкоистребительный батальон был на три дня выведен в тыл для ремонта боевой техники[1017].

Несмотря на возросшую авиационную поддержку, за третий день наступления немецкие войска продвинулись всего на 1 – 2 км на поныревском и на 2 – 3 км на ольховатском направлениях. Продвижения на стыке 70-й и 13-й армий Центрального фронта достигнуто не было. Поэтому, чтобы опередить выдвижение советских стратегических резервов и сорвать перегруппировку сил противника из глубины Курского выступа (чего опасалось высшее немецкое военное руководство, планируя операцию), на четвертый день требовалось осуществить решительный допрорыв второй полосы армейской зоны советской обороны. После этого немцы получали возможность развивать наступление в обход поныревского и ольховатского узлов сопротивления противника. Определенные предпосылки к этому создать удалось – немецкие войска вбили в советские позиции клин, овладев большей частью Понырей, западнее захватив Карпуньковку, а кроме того, выйдя на северные окраины Ольховатки и восточнее Самодуровки. Наличие этих критических пунктов обороны ставило перед советским командованием задачу перераспределения резервов, чтобы прикрыть каждое из опасных направлений возможного прорыва. Однако, как отмечает С. Ньютон[1018], по самым достоверным оценкам общие потери войск Центрального фронта к 7 июля составляли уже более 30 тыс. солдат и офицеров, а безвозвратные потери боевой техники – около 150 танков и 185 самолетов; разведка немецкой 9-й армии оценивала общие потери противника в два раза выше – 60 тыс. человек, 300 танков и примерно столько же самолетов. Для развития успеха немецкое командование пока еще располагало 12-й танковой и 10-й моторизованной дивизиями армейского оперативного резерва. В ночь с 7 на 8 июля германская авиация по-прежнему интенсивно воздействовала на вражескую оборону, хотя это и была ситуационная активность, в отличие от систематических еженощных налетов советских ночных самолетов-бомбардировщиков из состава ночной бомбардировочной авиационной дивизии, которой командовал генерал Арсений Рассказов.

По воспоминаниям генерала Пухова, подводя итоги третьего дня битвы, командующий Центральным фронтом заметил, что они выиграли оборонительное сражение[1019]. В своих мемуарах Рокоссовский утверждает, что первые два – три дня немецкого наступления предопределили его неудачный исход в целом, поскольку советскому командованию удалось сосредоточить превосходящие силы и средства на наиболее угрожаемом направлении[1020].

Напротив, генерал Антипенко отмечает[1021], что на второй и третий день немецкого наступления у руководства Центрального фронта, в том числе Рокоссовского, существовало опасение, что противнику удастся глубокий прорыв, поэтому был отдан приказ всеми возможными видами транспорта начать переброску материальных средств (размещенных в опасной близости к войскам в целях организации будущего наступления) на запад, в район Фатежа, для обеспечения снабжения тех советских войск, которые будут окружены в Курском выступе.