В ночь с 4 на 5 июля командующие армиями Центрального и Воронежского фронтов и командиры дивизий заняли свои передовые наблюдательные пункты в ожидании атаки противника[785]
. Кроме этого, на южном фасе Курского выступа действия немцев обнаружили и наиболее вероятное направление главного удара. Военный историк, полковник Л. Лопуховский считает[786], что предварительный захват советских позиций в полосе 48-го танкового корпуса маскировал направление удара 2-го танкового корпуса СС (господствующие высоты на переднем крае эсэсовцы захватили уже утром 5 июля, за два часа до атаки). Однако, как уже было показано, командование Воронежского фронта достаточно верно определило, что, вероятнее всего, наступление противника будет развиваться по нескольким направлениям, и поэтому заранее не стало сосредоточивать все силы на одном узком участке, а подготавливало варианты контрударов силами танковых и механизированных соединений второго эшелона. Теперь для генерала Ватутина должно было стать более ясным, какой вариант надо реализовывать.Точное начало операции германское командование установило на период с 2 до 3 часов ночи 5 июля по берлинскому (западноевропейскому) времени.
С точки зрения генерала Эйке Миддельдорфа[787]
, в ходе войны в ряде случаев внезапность имела решающее значение для обеспечения успеха атаки, но она определялась не только разнообразием способов ведения наступательных действий, правильным выбором места и направления главного удара, но также и временем начала атаки. Причем хотя в большинстве случаев можно было отметить значительное многообразие в выборе способа ведения наступательных действий, места и направления главного удара, однако определение времени начала атаки производилось чаще всего шаблонно. Согласно трофейным документам, русские почти всегда ожидали начала немецкого наступления на рассвете, поэтому к числу недостатков перехода в наступление на рассвете следовало относить то, что противник в это время особенно усиливает свою бдительность. Поэтому целесообразно было переносить начало атаки на последние ночные часы или на период раннего рассвета, чтобы получить дополнительно 35–50 минут, в течение которых противник вынужден вести ненаблюдаемый огонь (еще во время Тридцатилетней войны аналогичный прием использовал фельдмаршал Йоханн Тилле (Тилли, Johann Tilly) при осаде Магдебурга в мае 1631 года, когда приказал изменить время начала атаки, перенеся его с рассвета, что стало уже привычным для обороняющихся, на позднюю ночь 10 мая, и это застало осажденных врасплох, поскольку весь командный состав был собран на совет для обсуждения предложений о капитуляции, сделанных Тилле накануне, вечером 9 мая. –К сожалению для немцев, их ударные группировки, сосредоточенные на обоих фасах Курского выступа, не располагали достаточно мощной артиллерией, чтобы она могла обеспечить поддержку наступления в светлое время суток, которое требовало надежного подавления превосходящих сил вражеской артиллерии. Соответственно выбор времени начала атаки также оказался шаблонным и был предсказуем для противника.
К тому же еще до разведки боем, организованной в полосе 4-й танковой армии, в ночь с 3 на 4 июля на участке советской 6-й гвардейской армии, в районе Кондырева (в 5 километрах к северу от Белгорода), был задержан солдат-перебежчик из состава немецкой 168-й пехотной дивизии, который сообщил противнику время начала операции[788]
. Предпринятая днем 4 июля разведка боем в целом подтвердила его сведения. На северном фасе Курского выступа советская сторона также получила точные сведения о времени наступления основных сил противника, поступившие от сапера-перебежчика из немецкой 6-й пехотной дивизии Бруно Фермелли (Формель, словенец или поляк по национальности), взятого в плен в полосе 13-й армии в ночь с 4 на 5 июля при разминировании минных полей[789]. В связи с этим русские попытались нанести упреждающие артиллерийские и авиационные удары по сосредотачивающимся в исходных районах немецким войскам. Вопрос по поводу целесообразности и результативности этих упреждающих ударов остается дискуссионным.