Курская дуга

Курбатов усмехнулся и приказал выдвинуть пушечную батарею на правый фланг дивизии. Какой-то отважный артиллерийский офицер опередил приказ. Командир батареи по своей инициативе совершил дерзкий маневр во фланг и тыл наступающим танкам. Первыми косоприцельными выстрелами батарея подбила три танка. «Тигры» развернулись, пошли на выстрелы. Гвардейцы подожгли еще четыре тяжелых машины.

Враг попятился. Из канав выглядывали стволы разбитых зениток. У дороги валялись полосатые, как зебры, покалеченные бронетранспортеры. Во ржи горели танки и самоходки. Над высокими кострами поднимались столбы дыма. Их расшатывал ветер и как бы старался обрушить на землю. Но столбы росли, ширились, подпирали тучи.

— Разгром, полный разгром танковой группировки! — Комкор снял фуражку, вытер платком пот. Складки на лбу разгладились, голубые, без старческой мути, глаза блестели. На загорелом лице появилась торжествующая улыбка. Ветер, врываясь в блиндаж, играл седыми волосами комкора. Они казались белым пламенем. — Так громить! — Курбатов встал, пожал руку полковнику. — Добивайте врага! Я прошу вас все выяснить, представить достойных к наградам и к самым высоким — ефрейтора Боброва и офицера, совершившего смелый маневр батареей.

На КП корпуса Курбатова ждали приятные известия. На Малоархангельском направлении гитлеровцы не имели никакого успеха, их 23-й армейский корпус топтался на месте. На Гнилецком противник повторял безрезультатные лобовые атаки, части 46-го ударного танкового корпуса не могли прорвать ни одного оборонительного рубежа. Только под Ольховаткой, не считаясь с огромными потерями, войска Моделя продвинулись на шесть-восемь километров.

Войска Моделя вклинились в оборону, но Курбатову удалось лишить их свободы маневра. И перед ставкой фюрера Модель не мог пока похвастаться даже самым незначительным оперативным успехом.

На решающем участке фронта генерал Курбатов умело сковал действия Моделя. Павел Филиппович наносил контрудары по флангам, и острие танкового клина тупилось. Модель снимал батальоны боевых машин с избранного направления и прикрывал уязвимые места. Ему вновь и вновь приходилось штурмовать укрепленные рубежи. Стальные звери — «тигры» и «пантеры» — метались с одного направления на другое.

На закате солнца Модель усилил атаки, но его танковые части так и не вышли на оперативный простор.

На юге ударные эсэсовские танковые дивизии «Мертвая голова», «Райх», «Адольф Гитлер» и «Великая Германия» продвинулись всего на семь километров вдоль шоссе Белгород — Обоянь. Потомок немецких псов-рыцарей, племянник Гинденбурга, «лучший оперативный ум» фашистского генштаба — коротышка Манштейн нанес вспомогательный удар из маленькой деревушки Графовка на Корочу. Но его войска встретили упорное сопротивление, и он радировал в ставку:

«Дивизии не вошли в прорыв».

Курбатов вдумывался в радиоперехваты, просматривал показания пленных и наливал из термоса чай в алюминиевую кружку. Он пил по-солдатски, торопясь, обжигая губы. Павел Филиппович любил крепкий, как турецкий кофе, чай.

Курбатов складывал документы в папку. Даже в радиограммах эсэсовских дивизий слышались, вопли о помощи. Гитлеровские генералы настойчиво требовали пополнений. Командир пехотной дивизии Вейдлинг радировал:

«Истекаю кровью. Обещанное подкрепление еще не подошло».

Взятый в плен обер-ефрейтор показывал: «Роты 216-го пехотного полка опустошены. Один санитар сказал мне: «Перевязочный пункт напоминает двор скотобойни».

Павел Филиппович перелистывал трофейные журналы. После какого-то совещания Манштейн, улыбаясь, пожимал руку Моделю. «Рано пожимаете, очень рано!..» Курбатов совершенно случайно прочел фразу:

«…Склоняясь над оперативной картой, фельдмаршал Манштейн по привычке задумчиво переносил монокль с одного глаза на другой…»

«Да, господин фельдмаршал, вам есть над чем задуматься!» — И Павел Филиппович швырнул в угол журналы.

Звонили комдивы, дважды спускался в блиндаж начальник штаба корпуса генерал-майор Черников. Противник приостановил движение. Вел огневой бой. С бортов разведывательных самолетов радировали:

«Идет спешная перегруппировка вражеских войск. К Ольховатке подходят свежие резервы».

Штабной офицер принес телеграмму. Командующий фронтом вызывал Курбатова на совещание.

Быстро промелькнул июльский день. Кленовый лесок бросил тени, и они поползли в овраг. «Время в бою летит незаметно. Не успел оглянуться — вечер», — думал Курбатов, садясь в машину.

Комкор смотрел на закат. Иссиня-черные тучи низко нависали над землей. Они сливались с перелесками. Из клубящихся туч текли ручьи красной меди. В полях — необычная темно-коричневая мгла. Небо на западе — пепельное, на востоке — голубоватое, как пламя горящей серы. Сгущались сумерки. Вдали вспыхивали огромные факелы, искрились костры. Взлетали шары ракет. Грозди зеленых, красных и желтых огней висели над перелесками.