Курский излом

Так, была установлена прямая связь штаба 2‑го гв. Ттк и 1‑го штурмового авиакорпуса. Но после этого его штурмовики как наносили удары по рубежам корпуса полковника A. C. Бурдейного в начале операции, так и продолжали утюжить их бомбами и «эрэсами» в дальнейшем. Кроме того, проведя параллельно и несколько бомбежек и КП 2‑го гв. Ттк.

Появился представитель авиасоединения и в 3‑м мк, но наладить должного взаимодействия с войсками корпуса он не сумел. Причина банальная — на ответственную должность был прислан человек случайный, не обладавший ни опытом, ни авторитетом. Выступая на совещании высшего командного состава 1‑й ТА с анализом действий своего соединения в Курской битве, генерал С. М. Кривошеин делился опытом налаживания взаимодействия со 2‑й ВА:

«Авиация у нас была чрезвычайно зацентрализована, потому мы ее не чувствовали. Взаимодействие танков с авиацией также было неудовлетворительным, особенно со штурмовиками, которые, несмотря на сигналы опознания — «свои войска», несколько раз сбрасывали бомбовые грузы и подвергали штурмовке войска корпуса. Истребительная авиация действовала самостоятельно, не сочетая свои действия с наземными войсками. Одна из главных причин этого — отсутствие при корпусе полноценного представителя от авиасоединения и прямой связи с аэродромами.

Прислали мне в качестве представителя от авиачастей одного капитана, а его никто не слушает. Он требует выслать самолеты, а на его заявки не обращают никакого внимания. Ну, ясно, что мне пришлось отказаться от такого представителя, было все равно, что он был у меня или не был, мне все равно самолетов не давали. Ну, я его и прогнал.

Что касается расположения аэродромов, то у нас поблизости их не было. Как правило, аэродромы располагались на расстоянии 50–60 км от переднего края обороны, а потому и связь с ними плохая была, и вызвать их самолеты трудно. Прилетали они обычно тогда, когда и надобности в них не было»{773}.

После каждого инцидента на поле боя создавалась комиссия, в которую включали представителей обеих сторон, а также представителей особого отдела и детально рассматривали суть происшедшего и его причины. После чего рекомендовалось принять меры к недопущению подобного впредь, но боестолкновения продолжались уже на других участках.

11 июля Военный совет фронта был вынужден направить шифровку № 12939 командующим армиями и командующим [822] артиллерией, в которой указал, что все происшествия, связанные с плохой ориентировкой войск на поле боя и недостаточным взаимодействием, «в результате чего были случаи, когда отдельные подразделения и группы наших войск в течение 8–9.7 вели бой между собой, своя авиация бомбила свои войска, а наша зенитная артиллерия вела огонь по своим самолетам»{774}, будут расследованы военной прокуратурой фронта до 14 июля. При этом всем командармам и командующим артиллерией было приказано «добиваться более организованного взаимодействия и связи»{775}. Но, увы, подобные приказы мало помогали.

Помимо оперативных документов, составленных органами управления войсками фронта, отдел военной цензуры готовил для командующего фронтом обзоры о настроении солдат и командиров на основе их писем, которые по тем или иным причинам изымались и не доставлялись адресатам. Подобные обзоры о моральном состоянии войск поступали по каналам военной контрразведки и органов НКВД и лично И. В. Сталину. Думаю, читателю будет небезынтересно узнать, что думал рядовой солдат, тем более прошедший до этого Первую мировую войну, о состоянии соединений Воронежского фронта, участвовавших в Курской дуге. Приведу выдержку из одного письма. Его автор, военнослужащий 270‑й сд 7‑й гв. А Е. Я. Игнатов, был человеком явно неординарным:

«Я нахожусь сейчас в Курской обл., идут бои с раннего утра и до поздней ночи, друзей моих по службе многих не стало, ранило, а многих убило. Меня ранили 22. VII… Плохо воюют большинство не русских — узбеки, киргизы, казахи, мучаемся мы с ними, из–за них и нас, командиров и политработников, выводят немецкие саперы из строя. При сильном обстреле как залягут, так и не подымешь (в атаку), приходится вставать во весь рост, идти поднимать, а противнику только это и нужно. Немцы, по–моему, изучили, что первыми поднимаются в атаку политработники и командиры. Конечно, это так и должно быть, но немецкие снайперы ловят на мушку именно этих передовиков с целью обезглавить подразделение. Бои идут ожесточенные. Все мое подразделение, в котором я был, осталось (X). Скажу прямо, что мы страдаем большой неорганизованностью, по двое суток бываем без питания и воды, а это, конечно, отрицательно действует и на боевой успех, особенно при непрерывном наступлении.