Курсом зюйд

«Господи, только этого мне ещё не хватало…»

Дарье невероятными усилиями, но всё же удалось не показать своего замешательства. Сейчас она была воплощением холодного величия — пожалуй, её единственной брони в данной ситуации.

Карл снова в своём репертуаре — говорит то, что думает, не особенно заботясь о последствиях. Три статс-дамы, сестрицы Меншиковы, так и приросли к полу, совершенно оторопев от услышанного — немецкий-то они знали… Швед ещё и смотрел на неё — торжественно, мрачно, с каким-то малопонятным вызовом.

— Как вам будет угодно…ваше величество, — Дарья холодно кивнула ему — как равному по статусу. — Отныне я стану навещать вас вместе с племянницей, дабы вы могли лучше её узнать.

Но едва выйдя за дверь, она процедила сквозь зубы несколько слов из солдатского лексикона. Самых нецензурных из всех, какие знала. Анна, Мария и Марфа прикрыли разинутые рты веерами: за шесть лет это был единственный случай, когда государыня изволила употребить крепкие выражения.

— Государю я доложу сама, — негромко сказала им Даша. — А вы помалкивайте, девочки. Особенно братцу своему не проболтайтесь, ему знать об этом ни к чему.

Петропавловскую крепость достраивали и всё никак не могли достроить. Петру Алексеичу не нравилось то одно, то другое, приходилось дорабатывать проект, а то и переделывать кое-где. Он действительно хотел построить идеальное фортификационное сооружение и, как это ни странно, это у него почти получилось. Даже сейчас взять эту крепость можно было бы только после массированной бомбардировки. Причём, с воздуха и полутонными ФАБами, а не местными бомбами с чёрным порохом. После завершения всех работ предполагалось, что у любой нынешней армии, имеющей боевую задачу взять эту крепость, возникнет ряд проблем, возможно даже неразрешимых. Ведь не просто так восхищался новостройкой Карл Шведский, находящийся здесь в роли пленника. Он-то прекрасно понимал, что здесь к чему.

Так выходило, что, если требовалось уладить какие-то бытовые или медицинские вопросы, связанные с пленным монархом, решать их как правило являлась Дарья. Ясное дело, не одна, а со свитой статс-дам — нужно было держать марку и не допускать кривотолков. Да и никого иного Карл не стал бы слушать. С равной по статусу — с венценосной особой, то бишь — не слишком покочевряжишься, ему тоже следовало блюсти монарший кодекс. И всё было хорошо ровно до того момента, пока Пётр Алексеич не вспомнил, что у него племянница подросла, а Карл ещё в холостяках числится… Вот тут швед и сорвался.

Теперь-то Дарье стало понятно, почему он вёл себя с ней как нормальный человек, а не как взбалмошный мажор. Но стало понятно и другое. Нежные чувства, говорите? Ничего подобного. Карл на эти чувства попросту не был способен, он выжег их в себе ещё в пятнадцать лет, когда стал королём. Зато ревность присутствовала в полном объёме. Он люто ненавидел Петра — за то, что его страна больше, за то, что его армия лучше. За его удачу, наконец. Ну, а вопрос обладания женщиной и вовсе был риторическим. Карла в ней привлекала только теоретическая возможность отнять у врага хоть что-то. Или кого-то.

Дарья отыскала супруга там, где и предполагала — на строящемся в камне юго-восточном бастионе, именуемом Государевым. Под благовидным предлогом увлекла в одно из уже готовых помещений верхнего этажа — мол, надо поговорить — и вывалила благоверному всё как есть.

— Так и сказал? — если бы Карл услышал, каким тоном произнёс это Пётр Алексеич, ему бы точно стало не по себе. — Щенок. И ведь рожу ему не разобьёшь, не поймут.

— Если он такое ляпнул при дамах, какие гарантии, что он не отмочит что-нибудь подобное при наречённой невесте? При иностранных послах? Нет, я туда больше ни ногой, — заявила Дарья. — Я знала, что у него с головой непорядок, но не думала, что болезнь так запущена.

— Что ж, будем лечить, — нехорошо усмехнулся государь. — Ходить к нему тебе, душа моя, всё равно придётся. Но поглядим, осмелится ли он сказать что-либо подобное в моём присутствии.

— Вряд ли, — предположила Дарья.

— Вот и я думаю — вряд ли. Иди-ка сюда, — Пётр Алексеич обнял жену. — Напугал он тебя, душенька?

— Скорее, разозлил, — призналась супруга. — Но да, есть и страх. Этот человек одержимый. Если вобьёт себе что-то в голову, потом ядром не вышибешь.

— Положим, кто-то там у вас и пулей управился. Даст Бог, он и здесь свою судьбу отыщет… Катьку, племянницу, жалко. А его — нисколько.

2

«Висяк» — он и в Африке «висяк», и в восемнадцатом веке. Ничего не меняется, когда на пути расследования оказывается политика.