— Я устал, — сказал он. — Мне пришлось проделать долгий путь, чтобы добраться сюда.
Не зная, как реагировать на его спокойствие и хладнокровие, она опустилась в кресло рядом с ним. На языке у нее вертелись тысячи вопросов, которые она должна была задать, но она лишь вздрогнула в своей крепдешиновой блузке. Он снял куртку и накинул ей на плечи. От слабого запаха табака и кардамона у нее закружилась голова. Она плотнее закуталась в куртку. Казалось, она вновь обрела своего мужа в тот самый момент, когда этот мужчина спешился со своей лошади, ища ее глазами сквозь кованую решетку парка. Он воплощал в себе все, чем она восхищалась в Кире, — страстный взгляд, полное, почти оскорбительное пренебрежение к самому себе, и то, как неожиданно и непредсказуемо он ворвался в ее дом. Он выглядел чуточку старше Кира, и ей пришло в голову, что если бы Кир был жив, он бы постарел совсем как этот мужчина.
Одарив ее лукавой, озорной улыбкой, он произнес:
— Месье Амир передал мне, что вы ожидаете меня.
— Мердад! — вырвалось у нее, и она потянулась за револьвером, но рука нащупала лишь носовой платок. Она оказалась во власти человека, который запросто мог оказаться убийцей Кира, а у нее не было с собой револьвера; во власти человека, которого она так поспешно пустила в дом только потому, что он напомнил ей Кира. Она сняла его куртку и протянула ему.
Он перебросил ее через плечо с небрежностью, которая поразила ее в самое сердце.
— Я уйду, если таково будет ваше желание, — сказал он, встал, подошел к краю холма и начал спускаться вниз.
Его высокая фигура удалялась, он уходил все дальше и дальше. Вдруг он воскликнул:
—
И долина эхом откликнулась ему в ответ:
—
Сердце у нее неровно забилось, она вскочила на ноги и устремилась к подножию клеверного холма.
— Почему вы назвали меня
— Потому что я знал, что вы откликнетесь. — Он взял ее руки в свои, как если бы был знаком с ней долгое время или чувствовал свою власть над ней. — Послушайте, вы обязаны жизнью невероятному везению.
Она отступила на шаг и отняла свои руки.
— Я вам не верю.
— Как можете вы так говорить, после того что вам пришлось пережить и вынести? Но мы не можем позволить себе такую роскошь — напрасно терять время. Понимаете, за мной следят, и мне могут приказать вернуться в Персию в любой момент. — Он поднял глаза к небу. — Мы с Киром привыкли полагаться друг на друга. Мы — всего лишь игроки в жестокой игре.
— Что это за игра? — спросила она, спускаясь с холма к замку, там находился ее револьвер.
Он стиснул зубы, на скулах заиграли желваки, губы сжались в тонкую полоску, а в голосе прозвучал вызов.
— Эти проклятые бриллианты! Евреи и мусульмане. Мир сошел с ума.
Голос Кира прокатился по долине Африканской циветты:
А потом она услышала голос Биарда, чистый и звучный, и в памяти отчетливо всплыло каждое слово — неужели же она, с обнаженными чувствами и разбитым сердцем, не ухватится за малейшую возможность объяснить весь ужас ее утраты? Выражение, движение, одно-единственное слово Биарда были равнозначны спасательной лодке в бурном море ее отчаяния. Мужчина, носивший в ухе серьгу с красным бриллиантом, подобно Киру, передал Биарду мешочек с алмазами.
— Вы передали Биарду красные бриллианты вместе с запиской, — промолвила она, отступая от него еще на шаг.
— Да. Я надеялся, что это подтолкнет вас к отъезду из Персии, — ответил он, проводя рукой по волосам.
Она заметила седину у него в волосах. Ее собственная седая прядка — Красное море скорби и печали, которое еще предстояло пересечь — появилась вскоре после гибели Кира.
— Почему вы исчезли после убийства Кира?
— Шах отправил меня в Париж, — последовал ответ. — Чтобы расследовать обстоятельства хладнокровного убийства его ювелира.