В голове у Франсуазы огромная кузница, а во рту пересохло после вчерашнего неумеренного потребления бордо. Она принялась наносить на лицо питательный бальзам «Венера», приготовленный из спермацетового масла. Поняв, что больше не уснет, она села у окна с чашкой горячего шоколада. На склоне поросшего клевером холма паслись лошади и разгуливали павлины. Ей очень не нравилось, что она пропустила такой сладкий утренний сон, когда ее сознание попадало во власть восхитительных фантазий. Мечты значили для нее очень много. Они были ее реальностью. Эта мысль вызвала у нее улыбку. Ибо что представляла собой ее реальность, в конце концов? Уроки, которые она давала Симоне, предлагая ограничить свою индивидуальность тем, что она носила, тем, как ела фрукты, и часами, в течение которых она доставляла удовольствие мужчинам? Несмотря на ее таланты и на титул д'Оноре, высшее общество оставалось для нее недоступным. Аристократы жили в ее будуаре, словно это их собственная спальня, тем не менее вход в салоны, где собирались сливки общества, был для нее закрыт.
Она услышала шаги на террасе и перегнулась через подоконник, чтобы посмотреть, кто это. Альфонс, сжимая в руке дневник, осторожно спускался по ступенькам. Решив воспользоваться представившейся ей возможностью и узнать, почему ее мать, которая вела открытый и свободный образ жизни, прилагала столько усилий, чтобы скрыть от посторонних глаз свой дневник, Франсуаза бросилась в гардеробную и набросила на плечи пеньюар. Выбежав в парк, она последовала за Альфонсом, держась от него на некотором расстоянии. Он прошагал прямо к клеверному холму и, поднявшись на него, скрылся в Галерее бугенвиллей. Спрятавшись за оградой для вьющихся растений, Франсуаза ждала. Она чувствовала себя восхитительно испорченной, когда Альфонс появился вновь, уже без дневника, и направился вниз с холма.
Внутри Галереи бугенвиллей она, как всегда, испытала восхищение при виде смелой красоты, которая предстала перед ее глазами. Здесь висели картины, изображавшие мадам Габриэль в объятиях принцев британской короны, начиная с ганноверской династии и заканчивая Саксон-Кобургским домом, русских Александров, ставших впоследствии царями, и ближневосточных султанов, богатства которых составляли нефтяные месторождения и не имеющие себе равных конезаводы. Меж ветвей бугенвиллей, образующих живые рамы, висели портреты французских министров, возвысившихся до президентского поста. Любовники были запечатлены лежа и коленопреклоненными перед ее матерью, которая принимала позы, свидетельствующие о ее высоком положении, власти над ними и потрясающей сексуальной ненасытности.
Человек, которого в галерее не было, интересовал Франсуазу более всего — ее отец. Может быть, дневник Габриэль приоткроет наконец завесу таинственности над его личностью. Франсуаза на цыпочках пересекла галерею и подошла к портрету, при взгляде на который у нее по спине пробежали мурашки. Она даже провела рукой по холсту, чтобы убедиться, что это всего лишь рисунок, а не живой человек из плоти и крови.
Мадам Габриэль могла увлечь любого мужчину, который представлялся достойным ее усилий. За исключением того, перед чьим портретом стояла сейчас Франсуаза. Григорий Ефимович Распутин, харизматический крестьянин и самозваный священник, прославившийся своим безудержным пьянством и бесчисленными победами над женщинами, завораживал мадам Габриэль. Но при этом ей внушал серьезное беспокойство его сумасшедший спиритуализм и приписываемые ему гипнотические способности. И в конце концов она решила, что ему не место в ее списке любовных побед. По ее мнению, она нашла наилучший выход, чтобы потешить свое самолюбие: она наняла художника, дабы тот написал портрет обнаженного Распутина в момент сексуального экстаза, когда на груди его выступили капельки пота, а ногами, как клещами, он обхватил мадам Габриэль.
В зловещей тени нарисованного Распутина, внизу, Франсуаза заметила клочок мха, прикрывавший взрыхленную землю. Она осторожно нажала пальцем в раздавленный мох, откинула пригоршню земли, и в тайнике, выстеленном кожей, обнаружила дневник. Усевшись под портретом, она раскрыла хронику столь ревниво оберегаемого ее матерью прошлого.
Она не заметила притаившегося на ветке бугенвиллей призрака Оскара Уайльда, который, давясь от смеха, наблюдал за ней, намереваясь сообщить своей любовнице, что ее секреты эксгумировали прямо под портретом Распутина, который злобно взирал на происходящее.