Курумилла

Попросим читателя последовать за нами в Гуаймас год спустя после событий, описанных в последней главе нашего романа.

Человек, одетый в военную форму, очень похожую на мексиканскую, ходил взад и вперед по роскошно меблированной зале.

Он имел сосредоточенный вид и, хмуря брови, нетерпеливо поглядывал на часы, стоявшие у стены на столике.

Незнакомец, очевидно, кого-то поджидал, и, видя, что никто не приходит, мало-помалу терял свое хладнокровие. Он уже хотел взять свою шляпу и удалиться, когда появился слуга и доложил посетителю:

— Его превосходительство генерал дон Себастьян Гверреро.

— Наконец-то, — проворчал посетитель сквозь зубы. Вошел генерал в полной форме.

— Простите меня, дорогой граф, — сказал он вкрадчивым голосом, — что заставил вас так долго ждать. Мне стоило большого труда избавиться от негодяев, которые положительно меня одолели, но зато теперь я весь к вашим услугам и готов выслушать вас с полным вниманием.

— Генерал, — сказал граф, — меня привели к вам две причины: во-первых, желание получить от вас ясный и определенный ответ относительно тех предложений, которые я имел честь сделать вам несколько дней тому назад; во-вторых, я хотел бы принести вам жалобу на некоторые поступки, направленные во вред французскому отряду и произошедшие, очевидно, не без вашего ведома.

— Впервые слышу, господин граф. Поверьте мне, что я с самого начала решил поступать безусловно корректно по отношению к французскому батальону. Ведь, строго говоря, я нанял его к себе на службу с момента его организации. Кроме того, он вел себя безупречно и оказал мне множество услуг.

— Хорошо сказано, генерал. Зачем же вам понадобилось уничтожать их результаты?

— Вы ошибаетесь, граф, скоро я докажу вам это. А пока перейдем к вашим жалобам. Изложите, пожалуйста, в чем они состоят.

Так беседовали между собой генерал Гверреро и граф Луи Пребуа-Крансе, расточая друг другу любезные улыбки. Читатель, конечно, удивлен этим обстоятельством, так как мы оставили их в заклятой вражде.

Что же случилось после заключения договора в Гуаймасе? Отчего они позабыли о взаимной ненависти? Что общего могло найтись между ними и заставить их так резко изменить свои отношения?

Мы просим у читателя позволения несколько позднее ответить на все эти вопросы, так как события, о которых мы расскажем теперь, обрисуют перед ним мексиканский характер во всем его блеске.

После успешного заключения договора в Гуаймасе, когда измена дона Корнелио помогла генералу предотвратить восстание сельского населения, дон Себастьян пребывал в полной уверенности, что навсегда отделался от графа Пребуа-Крансе.

Граф получил приказ немедленно уехать из Гуаймаса, невзирая на то, что все еще был тяжко болен и не мог ничего предпринять.

Друзья графа, получив свободу после подписания договора, поспешили явиться к его постели. Валентин перевез его в Масатлан, где граф мало-помалу оправился от своей болезни. Потом оба друга уехали в Сан-Франциско, оставив в Соноре Курумиллу и поручив ему наблюдать за ходом событий.

Своим благородным отношением к графу генерал успел возвратить доверие дочери. Рассчитывая на то, что с течением времени Анжела забудет о своей любви, дон Себастьян предоставил ей полную свободу и ждал только удобного момента, чтобы убедить дочь выйти замуж за одного из самых влиятельных мексиканцев.

Так прошло несколько месяцев. Генерал был в полной уверенности, что отсутствие графа и полная неизвестность о его судьбе исцелили молодую девушку от безумной страсти. Но трудно представить себе его удивление, когда поделившись с дочерью своими планами насчет ее замужества, он получил совершенно неожиданный ответ:

— Отец, я уже говорила вам, что выйду замуж только за графа Пребуа-Крансе, и никто другой не получит моей руки. Вы сами дали согласие на этот брак. Пока граф будет жив, я останусь ему верна.

Такой отказ совершенно сбил генерала с толку. Он хорошо знал твердый характер своей дочери, но никак не предполагал в ней такого упорства. Приведя свои мысли в порядок, он собрал все присутствие духа и, наклонившись к дочери, поцеловал ее в лоб.

— Ну, непослушный ребенок, — заговорил ой с притворным радушием, — вижу, мне придется уступить твоим желаниям; хорошо, я постараюсь сделать все, что от меня будет зависеть, и не стану мешать твоему свиданию с графом.

— О! Отец, возможно ли это? — радостно вскричала Анжела. — Неужели вы говорите серьезно?

— Да, моя упрямица, поэтому постарайся осушить свои слезы и перестань хмуриться.

— Значит, я опять с ним увижусь?

— Клянусь тебе.

— Здесь?

— Да, здесь, в Гуаймасе.

— О! — восторженно вскричала она, нежно обнимая руками шею отца и заливаясь радостными слезами. — О! Как вы добры, отец, и как я люблю вас за это!

— Я сделаю все, — ответил тот, невольно тронутый искренней, страстной любовью дочери.

Но тем временем в голове генерала уже сложился свой план, который мы развернем перед читателем во всей его гнусности.

Из ответа дочери дон Себастьян особенно хорошо запомнил следующие слова: «Пока граф будет жив, я останусь ему верна».