Курзал

Воробьев выслушал только что назначенного главного инженера внимательно, не перебивал, но, когда Губин назвал фамилию Сушанского, скривился и со скучным лицом сказал, что нет, не пойдет, хватит с него ЦЗЛ. «Это почему же?»— взвился Губин. «Потому». — «Нет, а все же?» — «Ты не понимаешь?» — «Не понимаю! И… вообще, людей надо подбирать по деловым качествам! И что значит «хватит с него ЦЗЛ»? Это не ему надо, заводу надо!..» Директор молчал, рисовал в блокноте орнамент — ромб, по углам какие-то листья, на пересечении диагоналей круг. Когда Губин остановился, чтобы набрать воздуха для новой фразы, поднял глаза и негромко спросил: «Ты что, дурака валяешь? С неба свалился?.. А главное, есть другая кандидатура». — «Интересно, какая?» — «Утехин». — «Кто-о?! Ну, знаешь… И потом, он же секретарь парткома. Освобожденный!» — «А тебя устраивает такой секретарь? — Голос директора был невозмутим. — Нет, ты прямо скажи, хочешь, чтобы он тобой руководил по своей линии? Хочешь или нет? Не надоело еще? Мне вот надоело, мне тут помощник нужен, а не болтун. С райкомом я договорился, скоро перевыборы, мы его и…» — «Допустим, — все еще топорщился Губин. — Но почему именно в главные технологи? Мне в заместители такого болвана! Спасибо!» — «А куда я его дену? За ворота? Права не имею. Назад, в цех, старшим мастером? Из этой должности он уже вырос, не согласится. У него за эти годы связи образовались и, между прочим, опыт работы с людьми! Короче, райком рекомендует. А мне с ним жить, с райкомом… И чего уж ты так взъелся? Ты же станешь его начальником, вот и скрути в бараний рог, заставь работать». — «А Сушанский?..» — «Что — Сушанский? Плохое у него место? Зачем ему лишняя хвороба? Пускай сидит спокойно, не рыпается, делает свою докторскую. И все с этим. Ругаться сейчас из-за него с райкомом я не буду, извини».

И Губин понял: возражать бесполезно. Решил — посмотрим, подождем. На посту главного технолога Утехин живо проявит свою бездарность, прикрывать его не станем и… через год-другой вернемся к вопросу о Сушанском. Жизнь заставит! А Гриша к тому времени напишет докторскую, и это тоже сыграет определенную роль. Да и позиции Воробьева во внешнем мире укрепятся… В каком-то смысле для Гриши действительно пока так лучше.

Весь этот разговор с директором и собственные рассуждения Губин тотчас подробно изложил Грише. И приготовился обсудить события со всех сторон, выявить плюсы-минусы, наметить стратегический план постепенного изничтожения Утехина. Уверен был — Гриша, как всегда, поймет его правильно.

Гриша выслушал Губина молча, с бесстрастным лицом, а на последней фразе — мол, черт его знает, может, и верно, все к лучшему, — поднялся и вышел. И больше не было между ними ни одного дружеского — да что там дружеского! — ни одного неофициального разговора. С этого дня Сушанский обращался к Губину исключительно на «вы» и по имени-отчеству, а когда его непосредственным начальником стал назначенный главным технологом Утехин, и вообще как мог избегал встреч.

Губин честно сделал несколько попыток объясниться — ничего не вышло. Сушанский держал себя с ним высокомерно, был неприятен, на вопросы, прямо не касающиеся работы, отвечал какой-нибудь мерзкой фразой вроде: «Если не возражаете, я бы хотел пойти и заняться делом». Отчаявшись, Александр Николаевич решил позвонить ему домой. Ерунда какая! Взрослые же люди, тридцать с лишним лет дружбы. Позвонил. Ответил незнакомый женский голос: «Григория Ильича? Одну минуточку…» Последовала пауза, потом тот же голос осторожно спросил, кто говорит. Губин назвался и тотчас услышал: «Нет дома!» Слова звякнули, как пятаки об асфальт. Сказано это было почему-то со злобным торжеством…

Больше Губин, разумеется, не звонил и, встречаясь с Гришей на работе, был холоден. Вскоре стало известно — в сорок три года Сушанский наконец-то женился. Молодые и средних лет дамы из ЦЗЛ и заводоуправления единодушно восклицали: «Это, называется, искал, искал и нашел! Ему годится в дочери, красавцем его никак не назовешь, так что тут определенно расчет — завлаб, докторскую пишет, квартира в центре, да что там, я вас умоляю! И, знаете, где познакомились? Кошмар! В гостинице, в Москве. Это уж вообще, нет слов, одни буквы. Будет порядочная девушка заводить гостиничные знакомства? А? Ну ладно, ее-то хоть понять можно, но он?! Он что в ней нашел! Ведь, как говорят, ни кожи ни рожи. Тощая, вертлявая, размалеванная. И курит! А одевается — это просто нечто… Можно подумать — Григорий Ильич не мог найти для жизни приличную женщину. Тихий ужас!»