Кусакиро. Книга вторая

— Папа! Папа! — сделав "круг почета" по комнате допрыгала, наконец, до отца Кусинда. — Папа, посмотри, я хороший самурай? Я вот так могу! И еще вот так!

При этом Кусинда то прижималась к полу всем телом, изображая засаду, то пулей взвивалась в воздух, как на пружинках, то вставала на задние лапки и, растопырив передние, выставив маленькие острые коготочки, бросалась на бедного страдальца дядю Васю, показывая, как она может "попрАть" острыми, наточенными о когтедралку мечами, страшного демона. Василий только вздыхал. Боевая самурайша была неугомонна. Но он любил ее и все терпел.

— Доча, — начал свою речь Кусакиро, — мудрость истинного самурая состоит не в том, как и с какой стороны напрыгнуть на противника, а в том, чтобы совершать деяния, которые не покроют пятном позора его честное имя. Истинный самурай всегда живет по совести и думает о сохранении своей чести. Его натура протестует против лицемерия, подлости, неоправданной жестокости, самолюбования и прочих грехов. Самурай должен быть честен и открыто смотреть в глаза всем остальным, не пряча свой взор за маской. В нашем кодексе КУСИ-ДО-И-КУСИ-ПОСЛЕ написано, что самурай должен взвешивать любое слово и всегда спрашивать у себя, является ли правдой то, что он хочет произнести. И запомни, три главных качества самурая — это преданность, честность и храбрость.

— Папа, а я какая? — остановившись в начатом и внезапно прерванном кульбите, задумалась Кусинда. — У меня есть эти качества? Храбрость я понимаю. Вот ты — храбрый. Ты вчера защищал тетю Муру от нашей индюшки, миссис Эндрю. Она такая огромная и страшная! И хотела клюнуть тетю Муру прямо в глаз. А ты не испугался и так на нее зашипел и закричал, что у той побелел от страха ее тощий крошечный гребешок! И как смешно она удирала, переваливаясь, как утка! Ха-ха-ха! — Кусинда закатилась от хохота, завалившись на спинку и пиная задними лапками бок дяди Васи.

— Это была не смелость, доча, — ответил самурай. — Это сработал инстинкт защиты слабых. А настоящая смелость, это когда ты знаешь, что можешь отдать свою жизнь, но все равно выполняешь то, что подсказывает тебе твоя совесть и честь. Ты идешь в бой и не думаешь о смерти. Ты презираешь ее, и твой дух поет Последнюю песню. Повезет ли тебе в бою, решит Судьба и Провидение, но ты не замараешь свою честь постыдной трусостью, потому, что такое пятно отмыть уже невозможно. Если твой дух падёт перед страхом, ты всю оставшуюся жизнь будешь жить в нём, пресмыкаться, как ползающие в болоте гадюки. И твою душу сожрёт безумие и страх того, что твой позор выйдет наружу и будет узнан и осуждён. Твой позор останется в истории твоей семьи и ляжет на головы твоих потомков. Это очень тяжелая ноша, Кусинда. Она калечит личность самурая и делает из него подлого и мстительного демона.

— Как Аманодзяку? Да, папа? — глазенки Кусинды испуганно расширились. Она представила воочию этого мелкого демона, похожего в ее сознании на огромную черную крысу, с красными как уголья горящими глазами. — А он ёкай или юрэй?

— Он ёкай, доча, он приходит только тогда, когда твоя душа уже гниёт. Её мерзкий запах привлекает этого демона. Он воспользуется каждой твоей промелькнувшей мыслью о мести, каждой подлостью, уже совершённой. Он завладеет твоей душой и заставит делать всё более подлые и страшные поступки, пока совершённая тобой мерзость не разъест твою духовную оболочку, и ты не превратишься в ещё более страшного демона из породы юрэй. Избави, Боги Радуги, всех нас от этой жуткой доли. Дальнейшая жизнь такого существа невыносима. Оно хочет только мести и живёт ею. И никогда не может насытиться…

— Папа, мне так страшно, вдруг он теперь нападёт и на меня… — испуганно прошептала Кусинда. — Я только что отомстила дяде Васе за то, что он прижал мой хвостик лапой. Я подкралась сзади и укусила его за хвост. Это же месть? Да, папа? — её глазёнки стали размером с монетку.

— Это пока что только баловство и игра, Куся, — с любовью посмотрев ей в глаза ответил Кусакиро. — Настоящая месть совсем не так безобидна. Но ты должна помнить, что она может начаться с мааааааленькой ерунды и потом, накручивая новые витки, как моток пряжи, который ты каждый день вытаскиваешь из корзинки с рукоделием нашей хозяйки, и катаешь по всей комнате, превратиться в огромный ком стального каната, в который ты будешь закатана сама до конца твоих печальных дней.

— Папа, я больше никогда, никогда не стану мстить. Никому! Даже если мне муха сядет на нос и мне захочется шлепнуть ее лапкой. Даже если Джуна снова съест мою еду! Даже… — Кусинда наморщила лобик и прижала ушки. — Даже, — шёпотом продолжила она, — даже если тетя Мурыся опять заберёт у меня украденную мною конфетку, которую я прячу от неё под шкафом. Только ты про это ей не говори, я ей сама её верну, ладно? — совсем тихо зашептала Кусинда, опасливо озираясь на дремлющую неподалёку Мурысю.