Читаем Кусатель ворон полностью

Это все нас как-то очень удручило. Конечно, мы отдали им весь свой сухой паек. Конечно, мы отдали им суперклей и резину. А еще спальники, надувные матрасы, палатки и прочее ненужное нам снаряжение.

Конечно, стало легче.

Но не совсем. Неприятное ощущение осталось, кроме того…

Стыдно?

Ага. Гроза прошла, и солнце с ветром, а все равно.

Сидели во дворе, молчали каждый в свою сторону, даже Пятахин. Только Скопин стоял и глядел на всех попеременно.

А солнце как-то по-осеннему светило, точно сквозь опавшие листья.

Показался Капанидзе с корзиной, сел на крыльцо, вытянул босые ноги.

– Что в корзине? – спросил без особой надежды Пятахин.

– Яйца, – ответил Капанидзе. – А где этот, немец ваш? Тот, что покрепче? Он мне хотел на спине дракона нарисовать.

Снежана кивнула в сторону Дитера.

– Ага.

Капанидзе направился к Дитеру, в тоске сидящему на завалинке и грызущему карандаш.

– А яйца кому? – поинтересовалась Снежана вслед.

– Этим, – Капанидзе махнул рукой на другой берег ручья. – Бабушка велела отнести, говорит, им есть нечего, бледные совсем, как поганцы.

Капанидзе подошел к немцу и стал что-то объяснять, указывая себе на спину. Дитер, кажется, отказывался, мотал головой. Капанидзе приставал минут пять, потом утомился, устроил корзину под мышкой и побрел через лес к ручью.

– Чего ему надо было? – спросил Скопин.

Он опять приложил сковородку к голове – на затылке налилась шишка размером почти с кулак, и Скопин теперь лечил ее холодным чугуном.

– Хотел татуировку дракона, – объяснил я. – Папа Томеша держит тату-салон в Вуппертале, а сам Томеш лихо бьет наколки. С закрытыми глазами.

– А в корзинке что было?

– Яйца.

– Какие?

– Куриные. Уркам понес. То есть этим… ребятам.

– Ясно.

Скопин поморщился. То ли от шишки на затылке, то ли еще от чего.

– Жаль, ключ так и не нашли, – сказал я.

– Жаль, – согласился Скопин. – Не повезло.

– А ты вообще в это веришь? – спросил я.

– В ключ?

– Ага.

Скопин пожал плечами.

– Местные верят, – сказал он. – А вообще… Экология тут хорошая очень, вот и весь ключ. Вот Капанидзе взять, с виду свищ свищом, а бревна как палки ворочает. Если с детства дышать правильным воздухом, правильно питаться и не общаться с кем попало, вырастешь богатырем.

– А зачем мы его искали тогда? – спросил я. – Источник?

Скопин пожал плечами.

– С пути сбились – вот и все. А потом… Надо же хоть что-то искать?

– Я грибы люблю искать, – поделился Лаурыч.

– А нам пора возвращаться.

– Что? – не понял я.

– Пора домой, Витя.

Скопин достал из кармана ложку и стал стучать в сковороду.

– Собираемся! Все собираемся!

– Да и так все здесь! – отозвался Листвянко.

Все на самом деле были здесь. Скопин пересчитал поголовье и объявил громко:

– Уезжаем!

– Куда? – тупо спросил Пятахин.

– Туда, – ответил Скопин. – Автобус должны были уже починить. Идем пешком. Доберемся до дороги… А там как-нибудь.

Все покивали. Пора. Время уходить.

– Уходим? – спросила меня Александра.

– Да.

– Вот так вдруг?

– Ага, – кивнул я. – Уходить надо всегда вдруг, если долго собираться, то не уйдешь никогда.

– Красиво, – сказала она.

Поглядела на меня с грустью. Точно, не вру.

– Десять минут! – скомандовал Скопин. – Через десять минут уходим! Время пошло.

Кинулись собираться. Хотя собирать особо нечего было, просто все запихал в рюкзак и утрамбовал ногой. Остальные тоже не особо усердствовали, торопились, словно сильно опаздывали на поезд, как будто знали, что все, время наше вышло и пора отсюда уходить. Скопин велел собрать все вещи в кучу и пересчитал каждую и поставил на каждой крестик. И нас пересчитал, и мы все тоже оказались на месте. Сам он, видимо, собрался сразу, как только вернулся с битвы.

Потом Скопин достал из кармана карту Ефимова Ключа, посмотрел на нее, улыбнулся и вставил в щель в стене. Все.

Я завязал горлышко рюкзака, бросил на нашу палату прощальный взгляд. И снова грустно стало. Чтобы не маяться дурью, я вышел на крыльцо. Скопин тоже.

– Пораньше выступим, – сказал Скопин. – День, кажется, жаркий будет.

Он указал в небо.

Солнышко светит, и жарко уже на самом деле, скопившаяся влага испаряется, в воздухе колышутся фигуры из пара и радуг. Погода стремительно налаживалась.

Остальные тоже показались. Солнечный свет где-то в высоте наткнулся на линзу из теплого воздуха и рассыпался на несколько мощных лучей, будто там наверху запустились атомные лазеры.

– Кто-нибудь сбегайте к колодцу, – попросил Скопин. – Воды наберите в термос, пить по пути.

Дернулась Жохова, стрельнула взглядом на Скопина, смутилась, зарделась. И Скопин смутился, сцена получилась безобразно трогательная. Но Дитер не зарисовал.

– А я уже принес.

Сначала я думал, что это Пашка сказал. Лаурыч. А это Капанидзе оказался. Как всегда, возник откуда-то, из стены, наверное. Вроде к уркам с яйцами ушел, и снова тут, шустрый такой Капанидзе попался, до урок километра полтора ведь. А может, они и поближе подошли.

Капанидзе улыбался, а у ног его стояло ведро.

– Шел мимо, решил захватить.

Капанидзе поднял ведро и сунул его мне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература