Бред. Бред, безумие, чистое, отлитое в сверкающие хрустальные формы, я фотографировал, одновременно придумывая бложный пост. Сияющий пир духа. Что-то так: «Возле культурных памятников древнего русского Суздаля прошел стихийный митинг в поддержку крупного рогатого скота дикого содержания. Друзья животных из Германии и местное население открыто высказали недовольство ущемлением прав русского народного животного, воспетого классиками литературы, — лося. Были собраны подписи под петицией в защиту этого красивого и вольнолюбивого зверя».
Александра пребывала в восхищенье. Немцы тоже.
— Свободу лосям! — весело скандировала толпа. — Свободу!
Никогда не думал, что народ у нас так трепетно относится к лосям. Полисмены насторожились, тот, кто взбирался по лестнице, остановился, лестница под ним задрожала, затем ступенька сломалась, и полисмен съехал на землю под одобрительный гул толпы.
— Да! — крикнул Листвянко и торжествующе потряс кулаками.
Народ одобрительно замычал.
Лестница развалилась окончательно, разошлась в разные стороны и стала больше похожа на ходули.
Полиционеры растерянно переглянулись, торжествующий Листвянко показал неприятелям руками знаки победы. Гуся он держал под мышкой.
— Он всегда такой баран? — болезненно осведомился Жмуркин.
— Нет, что ты, только после обеда.
Жмуркин махнул рукой и направился к полицейскому.
Листвянко радостно воскликнул:
— Шеф, залезай ко мне, отсюда Москву видно!
И рассмеялся. И тут с ним случилось нехорошее, Листвянко запутался в собственных ногах, взмахнул руками и стал падать спиной вниз, подбросив гуся в небо. Свободолюбивая гордая птица отчаянно крякнула и немного полетела, борясь за жизнь.
Толпа охнула, боксер-Карлссон попытался поймать равновесие за воздух, не получилось, и…
Александра ойкнула. Невесты тоже ойкнули. Жмуркин громко скрипнул зубами.
Дубина упал.
Но не разбился. Потому что его поймал полицейский.
Я сфотографировал. Несколько раз.
— У меня папа подполковник, между прочим, — громко сообщил Дубина.
— Свободу лосям! — воскликнула Александра. — Долой тиранию!
— Вот именно! — подхватил Дубина. — Свободу лосям.
Полицейский поставил Дубину на ноги.
— У юноши солнечный удар, — громко объявил Жмуркин. — Перегрелся! Отравился квашеной капустой!
Жмуркин направился к полисмену.
— Нам надо ему помочь! — предложила Александра. — Его сейчас ведь арестуют!
— Да не, — сказал я. — У нас за это на первый раз не сажают. Вон смотри.
Жмуркин уже что-то шептал на ухо блюстителю, показывал ему свои сексотские корочки, и полисмен понимающе кивал и поглядывал на стоящего рядом Дубину уже с отеческим сочувствием во взоре.
Александра удивленно пошевелила бровями.
— Кляйне коррупционен, — пояснил я.
Ноздри у Александры понимающе дернулись, она мне нравилась все больше и больше, наверное, зов крови, ничего не поделаешь.
— Но ведь это… — Александра немного растерялась. — Плохо…
— В каждой избушке свои погремушки, — сказал я. — Это Раша, крошка, здесь тебе не Фатерлянд.
Александра открыла рот.
Жмуркин тем временем окончательно вызволил Дубину из неволи и теперь, придерживая его за локоть, препровождал к нам. Натужно улыбаясь в туристические камеры.
— Бенгарт! — зашипели за спиной.
Снежана. С дурной вестью.
— Бенгарт, ты меня слышишь?
— Конечно, Снежана, я тебя слышу.
Где она раньше была, когда ейного дружка с крыши вызволяли?
— А там Гаджиев в поле лежит, — сказала Снежана.
Почему-то скверные новости мне всегда Снежана сообщает. Или Иустинья. Интересная закономерность. Снежана — как валькирия, поющая песнь мертвых. С Иустиньей тоже все понятно, тоже валькирия.
Однако Суздаль нанес мощный удар. Вроде городок маленький, а какая энергетика!
— Где лежит? — спросил я хладнокровно.
— Там, вон у пруда.
— И что с ним? — поинтересовался я.
— Не знаю. Лежит, стонет. Крови вроде не видно…
Хоть это утешает. Крови не видно. Интересно, а если бы настоящих талантов набрали, они бы тоже так себя вели?
Тег «Но пасаран». Пожалуй.
Глава 10
Гибель Нортумберлендского полка
Не люблю я детские дома. Их никто, наверное, не любит, ну, разве что какие-нибудь энергетические вампиры. Впрочем, этот был, кстати, вполне себе ничего, комнаты двухместные, спортзал, театральный зал, везде телевизоры и пахнет вкусно. Нас провели по всему зданию, показали музей с достижениями воспитанников, покормили в столовой и оставили отдыхать в холле — в больших кожаных креслах.
Мне отдыхать совсем не хотелось, и вообще, я чувствовал себя почему-то виноватым, посидел немного и отправился в автобус. Надо было выдать полторы тысячи знаков про наше путешествие и добродетельные приключения. После Суздаля это было нелегко. Батарея села почти до половины, пришлось экономить энергию и печатать быстро.