— Здравствуйте, — сказал я.
Кузовлев кивнул, тут же подавился костью и принялся ее доставать двумя пальцами, я пожалел, что не взял скрытую камеру, отличная быдлеска бы получилась. «Рыба Хе Хе», так бы назвал.
— Может, «Скорую»? — предложил я. — А вдруг умрете?
Но Кузовлев изловчился и постучал себя кулаком по спине, выбил кость, выплюнул на стол и сказал:
— Виктор, ты мне очень надоел.
После чего достал папку и блюкнул ее на стол. Красная прозрачная папка с пуговицей и резинкой, я ее специально заказывал по Интернету — для солидности, для стиля. В папке статья, перечеркнутая таким же красным, даже сквозь обложку видно.
— Виктор, — Кузовлев редакторски насупил брови и постучал по пластику. — Виктор, это что?
— Статья.
— Статья…
Кузовлев снял резинку с пуговицы, вынул лист, помахал им в воздухе.
— Статья, значит… «Пила-3»?
— Да.
Кузовлев почесал лоб. Трудно быть главным редактором, подумал я. Большая ответственность. Не то напишешь — и раз, уже не главный редактор, а пунктом приема клюквы заведуешь.
— Это смешно, — Кузовлев стал щелкать ручкой. — Я вполне понимаю твою иронию…
— Но она на самом деле пила, — возразил я. — Причем в третий раз за полгода. И задержали ее в третий раз, между прочим, это официальная информация, мне ее пресс-секретарь в ГИБДД предоставил.
— Она работает в казначействе, — сказал Кузовлев.
— И что? Ей можно нарушать правила? Вот у Круглова папка всего один раз косой выехал, да и то в лес, а его на год лишили…
— У тебя студия какая? — терпеливо спросил Кузовлев.
— Какая? — не понял я. — Юношеская…
— Юношеская, верно. Ты должен писать про что?
— Про что?
Кузовлев хлопнулся в кресло. Я зевнул про себя, но лицом сделал так, как будто не понял.
— Про лагерь отдыха, — Кузовлев указал пальцем в окно. — Про конкурс молодых талантов. Про лосеферму. Про питомник хасок. Про лесной патруль. А у тебя «Пила-3».
— Про лосеферму я тоже писал.
— Ну да, как же, помню, «Лось барану не товарищ».
— Я не виноват, что они на лосеферме вместо лосей баранов втихаря разводили…
Кузовлев стукнул пальцем по столу.
— А что? — спросил я. — Это же правда, все знают…
— Я устал от твоей правды, Бенгарт. Каково население нашего города?
— Около сорока тысяч. Если верить последней переписи…
— Около сорока тысяч, — кивнул Кузовлев. — А безобразий как на Нижний Новгород. На лосиной ферме недокармливают лосей, властная элита злоупотребляет полномочиями, художники культивируют дегенеративное искусство…
— А вы были на выставке этнодадаизма? — неосторожно перебил я.
— Был! — крикнул Кузовлев. — Был. И ничего ужасного я там не увидел! Нормальное этническое творчество! Возрождение самобытной культуры…
Я промолчал. Не хотелось спорить, чего прошлое ворошить? Этнодадаисты уже успокоились, подарили мне свой альбом, и я листал его перед сном и постепенно привыкал к этим их каракулям и начинал видеть в них какой-то и смысл.
— А про отопительный сезон?! Я поручил тебе про подготовку к отопительному сезону написать, вскрыть проблемы, указать на недостатки. А ты что?
— Я вскрыл.
— Вскрыл?! «К январю сдохнем» — это, называется, вскрыл?!
— Это мне сам Лапин из «Теплоэнерго» сказал, — попробовал оправдаться я.
— Да мало ли что тебе Лапин брякнул! Ты знаешь, что мэр, как это прочитал, полдня по стенам бегал! «К январю сдохнем»! И это на официальном сайте! Хорошо, вовремя убрали!
— Но ведь это правда…
Кузовлев схватил сифон — у него старомодный сифон — нацедил себе в стакан, выпил. Еще нацедил и выпил, с удовольствием, мне тоже пить захотелось, но со мной главред, конечно, не поделился, субординация-с.
Напившись, он уселся на свое место, закурил и чуть успокоился.
— Мне нравится, как ты пишешь. — Кузовлев проникновенно погладил мою папку. — В этом есть самобытность, в этом есть воздух. Стиль у тебя тоже вполне. Но твой подход…
Кузовлев поперхнулся дымом, закурил еще.
— У тебя гиперкритический взгляд. Я, конечно, понимаю, максимализм, возраст и все такое… Но ты ведь не видишь ничего позитивного. Так нельзя. То есть совсем нельзя…
— Это потому, что моего прадедушку собаки покусали, — вставил я.
— Что? — не понял Кузовлев.
— Моего прадедушку покусали овчарки, — повторил я. — С этого и началось. Я не виноват. А мой прапрадедушка и сам был…
— Не знаю, не знаю… — Кузовлев сделал знак, чтобы я замолчал. — Надо это перерастать, Бенгарт. Возвышаться. А пока…
Зазвонил телефон. Не мобильный, обычный, на столе. Кузовлев неприветливо взял трубку.
— Да?!
Дальше он молчал.
Молчал и поглядывал на меня. А иногда что-то записывал в ежедневник, кусал ус, и левый, уже обгрызенный, и правый, еще более-менее целый.
Я ждал. Минуты через три Кузовлев сказал:
— Хорошо. Я понял. До свидания.
И положил трубку.
После чего смотрел еще некоторое время уже в окно, потом все-таки очнулся.
— Ладно, — сказал он. — Я еще подумаю.
И притянул папку со статьей к себе.
Интересно, подумал я. Кто это ему сейчас?
— Что стоишь? — Кузовлев поглядел на меня неприязненно, как отец родной.
— Статью переделывать, что ли?
Кузовлев произвел головой неопределенное движение.
— Значит, пойдет в номер?
— Ты иди, работай, — главред махнул рукой. — Напиши…