Кушла и ее книги

Следует также отметить, что речь Кушлы была ненамного ниже нормального уровня в тридцать пять недель. Очевидно, эта оценка была прямо связана с поддержкой семьи во время пребывания девочки в больнице и с тем, что развитию речи уделялось большое внимание — с Кушлой разговаривали, ей пели и читали книжки с картинками.

Каждый день в больнице мать приходила около восьми утра и оставалась с девочкой до прихода отца около пяти вечера. Они оба находились с дочерью до восьми вечера. Кто-то из родственников матери приходил каждый день в середине дня, чтобы освободить ее на несколько часов.

Опыт больницы убедил родителей Кушлы, что их отсутствие возле девочки ночью причинило серьезный ущерб ее развитию. Каждый раз утром, когда приходила мать, дочь была беспокойна, и наверняка ночью она проводила много времени без сна и в плаче.

Дело не ограничивалось тем, что девочка была расстроена, было ясно, что по ночам ей трудно дышать, особенно, когда она плакала.

Регресс Кушлы во время пребывания в больнице и ее крайне беспокойное состояние при выписке привели ее родителей к решению больше никогда не оставлять ее одну ночью в больнице. Они настаивали на этом, и врачи Оклендской больницы (сначала неохотно) пошли им навстречу и позволили одному из родителей оставаться ночью в палате Кушлы.

В области личностно-социального и речевого развития отставание Кушлы в этом возрасте было менее выражено: двадцатичетырехнедельный уровень в личностно-социальном развитии и двадцатидвухнедельный в речевом. Наибольшей помехой в ее социальном развитии были, вероятно, трудности с фокусированием взгляда. Если приблизить к ней лицо, она изучающе разглядывала его и потом, совершенно неожиданно, лучезарно улыбалась. Казалось, в этой улыбке было нечто большее, чем просто дружественная реакция, в ней был элемент открытия, как если бы напряженное визуальное усилие внезапно было вознаграждено, что, в сущности, и происходило на самом деле. Когда лицо уходило из поля ее зрения (на расстояние около полуметра), у нее появлялось ее обычное выражение отчужденности, вернее, озадаченности и беспокойства; в нем не было ни смирения, ни спокойствия.

По-видимому, тот же самый фактор обусловливал реакцию Кушлы на отражение ее собственного лица в зеркале. Она сначала пристально вглядывалась, затем фокусировала взгляд, и в этот момент становилось ясно, что она видит собственное отражение.

Хотя по результатам тестирования речь Кушлы отставала на три недели от уровня нормального ребенка ее возраста, по мнению ее матери, девочка «издает звуки и откликается, как любой другой ребенок ее возраста».

Кушла требовала постоянного внимания. Она спала очень помалу, не более получаса, несколько раз в день и примерно два часа за ночь. Между этими периодами ночного сна она часто бодрствовала по три-четыре часа подряд, всегда невеселая и нередко в состоянии стресса.

В течение дня мать Кушлы все время держала ее при себе. Низенькая деревянная складная кроватка стояла в гостиной. Эта кроватка давала ей большую возможность обзора, чем коляска, и была более надежна при физических упражнениях. Так как она засыпала неожиданно, лежа ничком, и ее никогда не удавалось «уложить спать», как большинство обычных детей, такая кроватка оказалась практичной.

Иногда Кушла лежала на ковре на полу. Однако это было менее удобно, чем в кроватке; ее попытки достать игрушки неизменно заканчивались тем, что они пропадали из ее поля зрения и из пределов возможности достать их.

На веревочке, натянутой между боковыми стенками кроватки, висели разноцветные игрушки, это казалось единственным способом «удерживать» их в ее поле зрения. И даже при этом ее физические способности в то время были настолько ограничены, что она не могла ощущать окружающий мир без постоянной помощи. Кушле помогали схватить предмет — ее ручки клали на него, поддерживая и предмет, и руки девочки, и подвигали к ее рту, чтобы она могла «ощутить» предмет ртом, как нормальные дети.

Когда матери Кушлы нужно было выйти в другую комнату, она всегда брала девочку с собой, если та не спала. Работа по дому, которую нельзя было выполнить, занимаясь с Кушлой, откладывалась на вечер, когда возвращался отец и помогал либо с ребенком, либо с домашними хлопотами.

В этот период родители экспериментировали с «детским рюкзачком», предназначенным для ношения детей на спине.

Он тоже не подошел Кушле. Девочка каждый раз оказывалась в неудобной позе и словно «теряла контакт». Ей была необходима поддержка и помощь рук взрослого, чтобы она видела и ощущала мир вообще.

По той же причине пришлось отказаться от использования коляски. Неровное движение коляски непременно приводило к тому, что девочке было неудобно лежать, кроме того, она была совершенно не в состоянии ощущать окружающее. Создавалось впечатление, что без тесного физического контакта Кушла была «отрезана» от мира.