– Ничего больше не хотите узнать?
– Нет. Все остальное Аманда знает.
Уитни кивнул.
– Поблагодарите ее от моего имени, когда увидите.
– Непременно, – заверил его Пирс.
Когда он выезжал из поместья, ему пришло вдруг в голову, что его вполне можно обвинить в попытке ограбления. Он пытался украсть историю Аманды. Точнее, Аманды и Уитни. Когда она расскажет ее с экрана, история будет принадлежать каждому, но до тех пор она принадлежала только ей. И Пирс совершит подлость, пытаясь украсть ее, воспользовавшись доверчивостью Уитни.
Ему уже тридцать три, и пора наконец развить в себе порядочность и щепетильность, подумал Пирс. Нет, пожалуй, все-таки не следует обвинять себя во всех грехах. Он всегда был порядочным человеком. Но до сего момента это касалось только вдов и сирот, а вовсе не телерепортажей.
Что ж, у каждого случается в жизни день, когда все меняется. Возможно, сегодня такой день был и у него.
14
У Пирса все равно не было времени подготовить эту историю самому, к тому же этому препятствовали этические соображения, но им по-прежнему владело любопытство. Поэтому, вместо того чтобы ехать домой, Пирс решил отправиться на студию. Дома его все равно никто не ждал – только полный счетов почтовый ящик и пустой холодильник.
Только теперь Пирс вспомнил о покупках, которые небрежно запихал в багажник несколько часов назад. Он был так занят мыслями об Аманде, что забыл обо всем на свете. И теперь купленное утром молоко наверняка скисло.
Проглотив проклятие, он попытался убедить себя, что надо заехать домой выгрузить сумки. Но потом подумал, что уже поздно – то, что могло испортиться, все равно уже испортилось. Пирс пожал плечами. Он всегда может заехать купить свежих продуктов. И тут же сам поразился своему равнодушию. Были в его жизни времена, когда скисшее молоко портило Пирсу настроение гораздо сильнее. Но эти времена давно прошли.
Итак, Пирс решил поехать на студию.
Поставив машину на свое место на стоянке, Пирс открыл багажник, отобрал то, что еще можно было спасти, а все остальное сложил в один пакет, который выбросил в стоящий неподалеку мусорный бак.
Студия звукозаписи, где записывались все программы «К-DЕL», находилась на первом этаже. Здесь, как обычно, царила беспорядочная активность, центром которой был пятачок посреди зала, на котором сидели комментаторы пятичасовых новостей. Райан, как всегда, выглядел так, будто только что сошел со страниц модного журнала. Аманда в светло-голубом костюме под цвет своих глаз казалась холодной и собранной.
Пирс подумал, что она, должно быть, думает о бомбе, которую готовилась взорвать, сообщив публике информацию по делу Уитни Грейнджера. Может быть, она передумает в последнюю минуту и решит не делать этого, не посоветовавшись с Гримзли? Но, судя по решительному виду Аманды, она не сделала пока ни того, ни другого.
Администратор студии, как всегда, сидел в кабине со стеклянными стенами. Его заплывшие жиром свинячьи глазки бегали туда-сюда, не успевая следить за мониторами.
С вечно недовольным выражением на багровом лице Гримзли руководил подачей новостей как настоящий деспот. Если кто-нибудь из сотрудников нравился Гримзли, его существование было вполне сносным, зато для тех, кого он невзлюбил по той или иной причине, Джон Гримзли превращал работу в настоящий ад. Он не гнушался тем, чтобы сводить с сотрудниками счеты, используя служебное положение, мог даже уволить кого-нибудь из особо неугодных – для этого он лишь писал несколько слов на розовом листочке, который тут же переправляли юристам студии, предлагая им самим позаботиться о подыскании надлежащего предлога. Владельцы студии позволяли Гримзли вести себя подобным образом, поскольку рейтинги программ оставались неизменно высокими.
Всем было хорошо известно, что Гримзли очень не любил Аманду.
Пирсу интересно было понаблюдать за реакцией администратора после того, как Аманда сообщит новости об Уитни. Он тихо вошел в контрольную кабинку.
Сверкнув глазами в сторону Пирса, Гримзли снова стал следить за мониторами. Администратор пробормотал через плечо что-то вроде приветствия, а затем спросил:
– Что это вы делаете здесь, Александр? Вы не нужны до десяти тридцати.
Взглянув на два монитора, показывавших лицо Аманды, Пирс отметил про себя, что она очень фотогенична.
– Просто решил зайти со скуки, – ответил он на вопрос Гримзли. – Кстати, с новостями сегодня вроде бы негусто.
Джон только пожал в ответ плечами. Больше всего на свете Гримзли любил катастрофы, вокруг которых можно было поднять шумиху, – неважно, шла ли речь о стихийном бедствии или о каком-нибудь университетском профессоре, который решил отомстить всему белому свету за свои невзгоды и перестрелял посетителей местного кафе. Гримзли приходил в восторг от человеческих трагедий и считал, что публика имеет право увидеть их в цвете с соответствующими комментариями.
– Что ж, не каждый же день купаться в новостях, – с сожалением произнес Гримзли.
Он тоже смотрел на монитор с лицом Аманды, и его собственная багровая физиономия становилась все более хмурой.