Кусок шлака

Я продолжал отдавать распоряжения. Откуда-то появившиеся люди, уцелевшие или примчавшиеся выполнять долг, за который они расплатятся жизнью, пытались что-то сделать.

Одну из улиц заливало водой. Прорвало водопровод.

Другая улица была полна зловонья, под гору стекала мутная река из разбитой канализации.

Я ехал и ехал дальше. Иногда выходил из машины, чтобы сесть на щебень и рыдать.

Зачем создан человек? Зачем развивается культура? Чтобы найти свой конец? Эллен говорила, что всему есть начало и всему есть конец. Так неужели же это конец мира и мне, простейшему из смертных, дано его видеть. чтобы самому встать в процессию идущих за последним решением?

Меня спасла Эллен, спасла тем, что существует. Меня спасло исступленное мое чувство, заслонившее от меня наступавший со всех сторон ужас. Я сошел бы тогда с ума, ибо невозможно было не сойти с ума, не имея света во тьме. У меня был этот свет. Знала ли Эллен, узнает ли она когда-нибудь, чем она была для меня в эти минуты!

Страшные минуты, бесконечные минуты. Высохшая кровь, щебень и пепел...

Я знаю, будет написано в газетах, что репортер агентства "Ньюс энд ньюс" Рой Бредли проявил находчивость, энергию, самоотверженность...

Что все это значит по сравнению с тем, что я видел, проявляя все эти бесполезные качества!..

К вечеру я добрался до набережной, на которой стоял когда-то Национальный Банк.

Теперь там лежал огромный холм щебня, обрываясь с одной стороны отвесной, чудом уцелевшей стеной без окон.

Я шел по мостовой, с трудом передвигаясь в своем громоздком костюме... Будут ли у меня дети? Зачем? Чтобы их вытаскивали из-под развалин, чтобы они исчезали на дне радиоактивного кратера?

Под ногами хрустело стекло, по земле рассыпаны были стекловидные камни... У Национального Банка одна стена была сплошным окном, в другой стене окон не было.

Где-то здесь он стоял в три часа ноль восемь минут пополудни.

Мерзкие мысли заползают в мой мозг в самые неподходящие минуты. Гадкая мыслишка терзала меня.

Да, я хотел найти труп разноглазого... пусть заваленный обломками небоскреба, которые я готов был раскидать, чтобы найти в истлевшем кармане бесценный для меня клочок бумаги!

Я старался представить себе его, сутулого, в шляпе набекрень, в темных очках...

Дрожь пробежала у меня по спине.

Я снял темные очки, спасшие мое зрение в момент взрыва. Я не верил себе. Я видел его...

Я видел его тень на стене, на остатке стены, срезавшей холм щебня.

Вот здесь он стоял, когда его осветила сбоку вспышка взрыва, тень его упала на стену и отпечаталась на ней. Сутулая, со шляпой набекрень, с острыми уголками заметных сбоку очков... Тень была, а человека, превратившегося в газ, испарившегося вместе с клочком столь желанной для меня бумаги, его, живого, ждавшего, вредившего и делавшего добро, добивавшегося блага себе и даже подумавшего обо мне, его... не было.

Было от чего сойти с ума.

Может быть, я и сошел с ума, смотря на чудовищную, насмехающуюся надо мной, обвиняющую весь мир, запечатленную на стене тень человека, который еще сегодня был живым...

Я встал на колено, словно хотел поклониться его тени. И я поднял с земли стекловидный кусок шлака, кусок ядерного шлака.

Я унес его с собой, как напоминание о страшном преступлении Разума, которое, как вещественное доказательство, когда-нибудь будет фигурировать на суде людей или на Суде над людьми".

Аспирант кончил читать.

Мы оба молчали. Я стоял потрясенный. Я мысленно видел американского журналиста, держащего стекловидный ядерный шлак в руках.

Аспирант протягивал мне стекловидный кусок шлака.

- Что это? - отшатнулся я.

- Кусок ядерного шлака, - ответил аспирант. - Он был приложен к письму.

- Так, значит, взрыв был?

- Да, был. Рой присутствовал при нем. Взрыв считался испытательным, но Рой мысленно видел все, что описал. Он поднял там кусок шлака с земли.

Теперь этот кусок держал в руках я.

Аспирант взял со столика другой, совершенно такой же кусок, который мы уже рассматривали.

- Тектит, - напомнил он.

- Они неотличимы! - воскликнул я.

- Не только внешне... но и по химическому составу, по структуре, по обезвоженности...

- Значит... значит тектиты - ядерные шлаки Фаэтона?..

- ...который погиб от термоядерного взрыва океанов.

Я изучал лицо Феликса. Оно было серьезно и даже чуть торжественно.

- Но чем мог быть вызван этот взрыв? - почему-то шепотом спросил я его.

- Вспомните... когда американцы взрывали водородную бомбу в Бикини... В американском атомном центре Беркли некоторые ученые тогда высказывали опасения о глобальной, всеобъемлющей реакции вод океанов, которую может начать опытный взрыв.

- Океан не взорвался, - напомнил я.

- Но взрыв тогда оказался большей силы, чем ожидали. С тех пор сила ядерных бомб все возрастала, и кто знает, чем могло это когда-то кончиться.

- Где?

- На Фаэтоне. Он массой превосходил Марс, находился дальше от Солнца, чем Земля, скорее остывал. Жизнь там могла появиться прежде, пройти все стадии развития раньше...

- Я понял вас. Так вот почему вас интересовали инопланетные цивилизации, их контакты с нами!..