Кустырь

У Самурая было четыре огородика – тайных посадок, которые он после долгих исследований городских окраин, пустырей и оврагов расположил в таких местах, где никого не бывало. А если забредали туда какие-то случайные люди, то очень редко: никому не хотелось лезть в жальники или преодолевать ручьи и балки. Своей земли у Самурая не было, но на ничьей, брошенной, дикой проращивал он результаты своих трудов, никому не мешая и ничего у земли не забирая сверх положенного.

Май кончился, всё уже было посажено, засеяно, но толком ещё не подошло, так что он, как обычно для себя, занимался сбором других даров природы. Землянике мужчина посвятил целую неделю июня и решил с ней закончить, хотя она ещё не отошла – просто некуда было.

Банки современные, однотипные и безликие он тоже не любил, так что искал старые, толстого стекла, с рельефными изображениями на прозрачно-зелёных боках. Продавцы на рынках и развалах, как и прочие городские скитальцы, знали об этой его черте и старались банки эти приберегать и откладывать. Запас банок был ограничен, поэтому нельзя было спускать их бесконечно на земляничное варенье.

Кроме душистых ягод, он сделал запас дубовой коры и берёзовых почек. И вот чабрец. Ранний, готовый к сбору только на тайных солнечных полянах, и самый полезный. У природы часто так: весенняя жгучая крапива лучше всего, а слаще поздних арбузов не сыскать.

Самурай знал свою окраину крепко. Город заканчивался высокими домами, переходя в частный сектор, самый неинтересный для него. Там всё полнилось людьми рачительными, знающими ценность плодов и ягод. А вот среди высоких домов и магазинов никто не обращал внимания на растущие тут же обильные деревья и цветы. Городским что лютик, что барвинок. Совсем за городом же обращать внимание и собирать было особенно некому. Так что он промышлял на этих городских участках, а в частный сектор не совался, проезжая его на автобусе.

Выйдя на конечной, Самурай шёл в сторону от всех, к своим местам, где было всевластие его и природы. Там были его огороды среди зарослей, примеченные грибные и ягодные поляны, расклёванные и прикормленные места в прудах, заимки кое-каких вещей, а в одном месте для души пересаженные цветы. Тут было всё интересное и нужное, от подснежников до безвременника. Сад среди дикости, живущий и процветающий только его заботой.

 Самурай ходил по городу осторожно, как и по лесу, стараясь следить за происходящим вокруг. Это не было вздорной паранойей: кроме городских скитальцев в этой среде существовало множество конкурентов, норовящих разъесть кусочки из их и без того скудной кормушки. Фриганы, бомжи, панки, бабули с тележками и множеством свободного времени. Несмотря на высокий спрос на бесплатное питание, люди поспевали не везде. Бродячих животных немного, но они успешно разрывали мешки с мусором, открывая пусть птицам и крысам. Любой побирающийся знает, что тронутое животными уже лучше не есть.

И тем радостнее было каждый раз покидать каменные джунгли, меняя их на настоящие леса.

Самурай шёл лёгким шагом на автобус. Навстречу ему попался Михаил. Мишенька или просто Рюмка, один из их немногочисленного братства. Алкоголик с голубыми выцветшими глазами, он мог сделать их молящими и безобидными, но естественное их состояние было чуть соловелое, хоть и деятельное.

– Сносить решили, – без приветствия начал он. – Самая свежая тебе новость.

Самурай знал, о чём говорит Рюмка. Это он о старых металлических гаражах неподалёку, которые попадали на территорию строящегося жилого комплекса.

– Что ж… – неопределенно ответил мужчина.

– А то ж. Заберут коробки себе, а содержимое раскатают бульдозером, как год назад было.

– Когда? В понедельник?

– Ага. Даже бумажки с датами повесили на ржавь эту. Торопятся, в прошлый раз неделю дали, а в этот раз вот – четыре дня.

– Нехристи. Спасибо за информацию, Михаил.

– Спасибо не тянется и не булькает.

– Ты обожди, забулькает.

– Только обещаешь.

Рюмка хохотнул и, приветливо махнув, пошёл по своим бездомным делам. Он признавал в Самурае своего и пытался вытрясти из него скорее в шутку. Среди уличных скитальцев был негласный кодекс: со своих не брать.

Мужчина пошёл дальше, думая о том, что не помнит, когда поставили эти гаражи. Ещё в его детстве, наверное. Внутри них давно уже сгнили автомобили, да и вещи тоже, а если кто-то ещё был жив из владельцев, то эти люди, как и многие до них, просчитались, забыв, что забрать с собой ничего не получится ни у кого.

 Гаражи стояли там будто всегда. Над ними склонялись ветви деревьев и кустов, и в этих естественных убежищах родились и окрепли бессчётные поколения котят, а чуть выше – галчат. Крыши кое-где провалились, а ржавые бока были на своём месте.

Задумавшись и потратив время на разговор с Мишенькой, Самурай успел лишь к концу очереди, выстроившейся на автобус.

В автобусе ехать привычно. Самурай смотрел в окно, и этот вид всегда гипнотизировал его, помогал переживать ожидание. Пусть и не по-настоящему, что, конечно, к лучшему.