Кустырь

Он наслаждался историями, его угощали выпивкой или разрешали допить. Он мог подсказать, как ловчее открыть бутылку портвейна или водки, где можно принести своё, а где лучше не стоит. Он знал множество людей и со всеми у него находились общие знакомые. Рюмка в определенном смысле слыл человеком известным. Он выступал вечным проводников мира выпивох, Вергилием с сухарями.

За компанию он курил, но никогда сам. Мог ловко смешать ерша или почистить рыбу, если никто не вызывался.

Рюмка получал удовольствие от историй и нисколько не пьянел, справедливо считая себя достойным только остатков, раз уж так сложилась его биохимия.

Истории из забегаловок составляли весь его мир. Из услышанных им откровений можно было извлечь пользу, но он так не делал.

Жёны ударников алкофронта знали его и много раз старались выведать то, сколько, с кем и где был их благоверный, но всегда оставались ни с чем. Рюмка не сдавал никого и был хранителем пьяного братства в их части городка. Совершенно не агрессивный, он неминуемо становился иногда мишенью для нападок, но его всегда спасала репутация. Его знали все и готовы были ручаться за его безобидность и порядочность.

С девяти вечера у пьющих людей включается максимальная громкость: все понимают, что расходится уже пора, но длят веселье дальше. В десять вечера кафе начинают закрываться, остаются только те, что не в жилых домах. Решительные в своём алкостремлении перебирались в такие места. Но и там жизнь била фонтаном горячительного только до полуночи.

Обычно Рюмка убеждался, что даже самые пьяные добрались успешно по домам, перебрасывал свою изрядно опустевшую от закусок сумку за спину и, подсвечивая себе дорогу слепеньким фонариком, шёл спать в свой брошенный садовый домик. Ему завтра не вставать поутру, и он не торопился, перебирая в голове истории, услышанные за вечер.

Ритуал того дня, когда доброе дело внезапно проклюнулось в Рюмке, был нарушен. Он не поторопился вставать утром, а остался лежать и размышлять на своей сетчатой скрипучей кровати. Что может сделать человек хорошего? Он знал, например, что жена начальника автобазы спит с одним из механиков. Знал, кто утащил строительные контейнеры на металлолом. Таких откровений роилось в его памяти множество, но использовать их во благо невозможно, так что Рюмка переключился на иные мысли.

Когда ничего не придумалось, он решил разбить эту оказию на несколько мелких дел.

Для начала нарвать цветов для Ольги из бара «Якорь». Накануне она отдала ему порцию еды, к которой заказавшие её посетители почти не прикоснулись. Потом он вспомнил, что у него завалялась банка собачьего корма: он нашёл её мятую возле пивбара «Пятница», видно хозяин зашёл выпить и не донёс до дома. Можно отдать консервы знакомым псам, которые живут в районе теплотрассы. А ещё ему на рынке отдали множество рваных мешков из-под всякого зерна. Они плохонькие, но Але сгодятся. Вот и целых три хороших дела можно успеть. Рюмка решил не тянуть и отправился немедля.

Рюмка собирал цветы неторопливо и экономно, поставив колено на расстеленный пластиковый пакет. Названия цветов он не знал, беленькие какие-то. Они росли на теплотрассе и пустыре, выделяясь своим нежным цветом на фоне сухой травы и мусора.

Собрав дюжину, он решил передвинуть пакет, но углядел разбитую стеклянную банку, грозящую порезом. Мужичок переместил пакет в безопасную сторону и продолжил сбор.

Уже набрав полную охапку цветов, он замер. Вот же оно. Точно же. Рюмка быстрой походкой, несвойственной его обычно экономным движениям, пошёл в сторону заведения «Золотой Якорь».

 Возле входа активно опохмелялась первая компания синеватых ласточек.

– Ооо! Рюмас! Иди к нам, брюхо тянет.

– Извините, парни, я по другому делу сюда.

– Эй, эй, эй, ну Рюмасик, уважь нас, голодно же. Есть может заначка какая?

– Парни, только собачий тушкан, не человечий, – Мужичок развёл руками, извиняясь. – Дайте мне час, вернусь с едой и накатим.

– Давай, конечно, но сказать чего хочу тебе.

– И чего?

– Гав!

Рюмка помедлил.

– Уверен?

– А то ж.

Мужичок вернулся, достал из сумки собачьи консервы и поставил перед похмеляющимися.

– Карен никогда не разрешит.

– Ну дак, милая моя, я же не предлагаю ему рассказывать. Сама отдала алкающим, сама деньги получила, все в плюсе.

– Алкаши они, а не алкающие, растреплют и мне попадёт.

– А ты пригрози, что будут болтать и всё закончится. И я похлопочу. Только тебе предлагаю, больше никому ни-ни.

– Нет, Соколик, не проси. Выплывет.

– Ну Оленька, где ж твоё сердце. Люди вопиют.

– Пьют они просто, без всяких этих твоих…

Ольга решительной рукой взяла пять полных кружек и понесла к столу. Рюмка остался у стойки, размышляя, как уговорить неприступную продавщицу. Цветы не помогли, уговоры тоже, больше ничего в голову не шло.

Оля вернулась какая-то притихшая. Взяла не стеклянную кружку, а пластиковый небольшой стакан, наполнила пивом, поставила перед мужичком.

– Ладно, неси давай. Попробуем.

Рюмка выпил своё пиво, вышел на улицу и углядел, как мужики тянут своё пенное и с помощью складных ложек на пятерых разъедают банку собачьих консервов.