Кутгар

Звезда сияла. И апельсиновый лик ее казался наполненным вечной молодостью. Но вечное — категория, недоступная для звезд. Подобно пирамидам они не боятся времени, но теряют свой жизнерадостный блеск перед непроницаемым ликом Вечности. Вечность жестока. Она собирает в пригоршни космическую пыль и осыпает ею пылающие диски звезд. В этом поступке есть холодное любопытство ребенка, кидающего песок на раскаленные багровым дрова. Но Вечность отнюдь не любопытна, она лишь исполняет свое дело, пусть жестокое, но дело. Звезда овладела правом дарить — сладостное право, а за любое удовольствие должна быть назначена расплата. Осыпая звезды космической пылью, Вечность берет с них плату. Она забирает жар, молодой задор, скатывая из них крохотные комочки, которым предстоит в будущем образовать квазар и дать жизнь новому ослепительному диску. Звезды расплачиваются огненной кровью, жадно поглощаемой устами черного вампира. Непроницаемая патина опускается на их лики, и они тускнеют.

Звезды подобны людям. Они отживают свой век, и тогда наступает старость, к счастью, короткая. Судьба благосклонна к звездам. Им ведомо лишь два возраста — долгая молодость и короткая, в несколько мгновений, старость. Старость, когда золотистые волосы выпадают, а кожа приобретает черный оттенок. А потом слепнут глаза. И звезды умирают, обращаясь в ссохшуюся черную мумию. Ведь ничто в этом мире не может жить вечно.

И вот сегодня мы провожаем в последний путь маленькую апельсиновую звезду, родившуюся двенадцать биллионов секунд назад. Ее век был короток, но полон смысла. Она дарила свет и тепло, полно и щедро, подавая пример другим, и потому, когда она умерла, мы вправе помянуть ее добрым словом. Dixi![9]

Это был монолог, обреченный быть обойденным восторженным вниманием слушателя, однако мне поаплодировали.

— Браво!

Он скрывался под знакомой черной маской, хотя знал, что мне известно его настоящее лицо.

— Браво! — повторил он и сухо сдвинул пару раз ладони. Я отвесил поклон.

Гость внимательно оглядел меня с ног до головы. Его глаза скрывались за непроницаемым забралом, однако я ощущал их властную силу. Еще я ощущал таящийся в них холод, непостижимый даже для меня. Молчание длилось довольно долго, за это время я подвергся самому тщательному осмотру. Наконец гость соизволил заговорить.

— Ты здорово изменился, — заметил он.

Я вежливо кивнул, соглашаясь, после чего поинтересовался:

— Ты пришел лишь за тем, чтобы сообщить мне это?

— А разве этого мало? Мне было интересно взглянуть на тебя.

— Тебе недоставало того, что доносили твои слуги?

Гость с треском одернул полу щеголеватого черного плаща.

— Если ты имеешь в виду артефактов, то они не были моими слугами. Я не прибегаю к помощи искусственных созданий.

— Но ты знаешь о них.

— Естественно. Я знаю обо всем, что интересует меня.

— Ты знаешь, чьи они? — спросил я, старательно маскируя любопытство наигранным равнодушием.

— Конечно.

Я понял, что он ждет, чтоб спросил. Я чувствовал, что могу рассчитывать на ответ, как и то, что получив его, лишусь чего-то несравненно большего. Поэтому я не спросил. Вне всяких сомнений, гость был доволен этим обстоятельством.

— Русий, ты погорячился с этой планетой, — сказал он, извлекая из пустоты длинную витую сигару. Сверкнула длинная искра, и кончик сигары вспыхнул алым угольком. В подобной атмосфере горение было невозможно, но тем не менее сигара благополучно тлела, испуская аппетитные синеватые клубы дыма. Гость испытующе смотрел на меня, ожидая, что я скажу.

— Разве ты поступил бы иначе?

— Да. — Вместе с «да» выпорхнули два ровных колечка.

— Быть может, ты станешь уверять, что никогда не поступал подобным образом?

— Когда-то давно. Но я отказался от этого. Достаточно того, что ты можешь это сделать. Если каждый из нас будет в мгновение решать судьбу миров, Вселенная очень быстро опустеет.

— Выходит, я был не вправе сжигать планету?

— Почему не вправе? Ты должен был поступить так, как считал нужным. Но прежде, чем уничтожать, тебе надо было вдоволь наиграться с нею. Игра судьбами дарует нам силу.

— Мне было некогда. Я спешил.

— Куда? — Гость усмехнулся.

— Меня ждут на Земле.

— Тогда почему ты до сих пор на этом корабле?

— А я могу попасть на Землю каким-то другим способом?

— Конечно. Ведь я сумел оказаться в твоей каюте.

— Я не владею подобным способом передвижения.

— Тут нет ничего сложного. Надо лишь очень захотеть.

Я попытался очень захотеть, но у меня ничего не вышло.

— Не получается, — сказал я.

— Значит, твое желание недостаточно сильное.

Гость наслаждался сигарой. Он пытался казаться безразличным, но я ощущал исходившее от него напряжение.

— Ты хочешь поговорить? — Гость безразлично пожал плечами. — Тогда, если тебе все равно, может быть, ты согласишься ответить на несколько моих вопросов?

— Смотря каких.