Кутюрье смерти

Повезло, что поднялся ветер, подумал согнувшийся вдвое Марсель, шаг за шагом продвигаясь вперед. В этом грохоте он не может нас услышать. Жан-Жан исчез из виду там, где заканчивалась стена. Марсель обошел старый, наполовину сгнивший почтовый ящик, на котором еще можно было прочесть «Ла Палом…». До ближайших домов было метров пятьсот. Молния где-то внизу выхватила из тьмы бухту. Марсель был весь в поту, как после турецкой бани. Он был уверен, что Паоло скрывается среди этих разрушенных стен. Не один. С Момо. Он наверняка похитил Момо, чтобы воспользоваться им как разменной монетой. Чтобы выкупить себе свободу. Но сколько еще времени его мозг будет работать в пределах логики? Чудовище в любой момент могло одержать верх, и тогда Момо будет растерзан.

Жан-Жан застыл в слепящем свете молнии. Он боялся, что его силуэт слишком заметен в этом белом разряде. Жара стала просто удушающей. Ветер гнал клубы сухой, обжигающей пыли. Южный ветер, подумал Жан-Жан, южный ветер, который несет с собой песок. На его обнаженную руку тяжело упала капля дождя. Жан-Жану нестерпимо захотелось потоков с небес, потопа, все сметающего на своем пути: тогда он, среди грохота и переплетения струй, сумел бы прыгнуть прямо в сердце этих развалин.

Тяжелая капля упала на лицо коротышки, поползла по сведенной судорогой щеке и добралась до то и дело дергавшегося уголка рта. Коротышка от неожиданности заморгал.

Сейчас будет дождь, подумал Момо со смутным облегчением, большая гроза. Момо любил грозу. Любил, зарывшись в мамину постель, слушать, как шумит гроза. Мама. Слезы навернулись ему на глаза, и он икнул. Коротышка нагнулся и зашептал прямо ему в ухо, припав к нему губами:

— Слышишь их? Слышишь? Слышишь этих липких червей: они ползут-ползут, вот они, сейчас ты их увидишь, они будут ползти у тебя по ногам, липнуть к твоим губам, забираться, копошась, в рот… Молчи! Иначе они тебя сожрут. Чувствуешь, как воняет? Видишь, как темно? Кровь капает нам на головы, чувствуешь, как она течет?

Момо заморгал, задыхаясь — рука, зажимала ему рот. Он отчаянно забил ногами по воздуху, тщетно пытаясь освободиться. Гроза разразилась неожиданно и затопила все вокруг.

Дождь! Марсель бросился под потоки воды, которые ветер кидал ему в лицо. Свернул за угол ограды. Остановился как вкопанный. Стены обрушившегося дома, доходившие приблизительно ему до пояса, образовывали нечто вроде лабиринта. За каждой стеной могла притаиться смерть.

Присев на корточки за скрывавшей его каменной стеной, Марсель пытался разглядеть что-либо сквозь потоп. Справа что-то зашуршало. Он тут же развернулся, готовый стрелять. При вспышке молнии от стены отделился согнувшийся вдвое силуэт Жан-Жана. Он добрался до Марселя, приложил палец к губам. Прошептал:

— Нужно окружить эту помойку. Я — направо, вы идете слева. За Костелло — обычные слова предупреждения. Готов?

— Готов.

— Пошли!

Мягкий прыжок, и Жан-Жан уже в высокой траве, стелящейся под деревьями. Марсель последовал за ним. Под ногами зачавкала грязь. Возникло впечатление, что они снимаются в фильме про войну. Когда на небе появилось перекрестие лучей, Марсель уже готов был поверить, что сейчас вмешается авиация. Но с неба по-прежнему падал мелкий теплый дождь.

Неожиданно прогремел голос Костелло: звуки его сносил ветер, тембр был изменен громкоговорителем, но все равно он прозвучал среди этого бесчинства природы до смешного по-человечески:

— Контадини, оставь ребенка и выходи, держа руки на затылке. Ты окружен. Не делай глупостей.

Коротышка резко подпрыгнул, как от укуса. От ярости черты его лица затвердели, тело словно налилось свинцом. Из уголка карминно-красных губ текла струйка слюны. Он поднял бритву. Момо закрыл глаза.

Дождь стегал по лицу коротышки, и он ничего не видел за этой пеленой воды, не мог вытереть себе лоб, не отпустив при этом Момо и не опустив оружия.

Их необходимо держать на расстоянии. И у него есть одно преимущество: здесь нет уголка, которого бы он не знал.

Здесь, вот именно здесь, где я стою, была большая гостиная. За моей спиной — камин, а справа большой телевизор рядом с зеленым диваном из искусственной кожи. Чтобы сюда попасть, надо пройти по коридору, по обе стороны двери в комнаты. Справа от гостиной — папин кабинет: его не открывали с тех пор, как он погиб в Алжире. Слева — ванная. Мой дом. Моя мама. Мамина комната. Ее всю заполнил Зверь. Смех Зверя, запах Зверя. И мама, которая сидит на Пьеро, как будто впаянная в него, как будто они пришиты друг к другу.

Голос, который вещал во тьме, смолк. Коротышка то и дело резко оглядывался. Тишина вдруг разонравилась ему. Дождь, вовсе и не думая заканчиваться, припустил с удвоенной силой. Это была одна из тех летних бурь, что налетают внезапно, обрушиваются как безумие и оказываются столь же разрушительными. Паника с каждым ударом молнии захватывала его все больше и больше. Крещендо — гром…