Кутузов

Образованный русский офицер — мечта, которую на протяжении столетия преследовали российские монархи, начиная с Петра Великого. Основатель регулярной армии в ходе затяжной войны со шведами убедился, что на иностранных наемников, несмотря на их «обширные сведения», которых так недоставало в России, не всегда можно было положиться. В жестоком противостоянии с войсками Карла XII им подчас не хватало стойкости: так, в 1700 году в неудачном для нас сражении под Нарвой русский главнокомандующий фельдмаршал де Круа и вместе с ним 40 офицеров-иностранцев прямо на поле боя перешли на сторону противника. Однако несколько русских полков устояли в бою, и в их числе — гвардия, «возлюбленные чада» Петра. Они-то и стали ядром регулярной армии, которую всего девять лет спустя после нарвского погрома Петр Великий приветствовал под Полтавой: «Здравствуйте, сыны Отечества! Никто не в состоянии совершить подвига, какой совершили вы, смело смотревшие в лицо смерти… Храбрые дела ваши никогда не будут забвенны у потомства!» Великий русский поэт А. С. Пушкин был уверен: «Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы». Однако середина XVIII столетия не ознаменовалась торжеством образования в военной среде. Автору «Исторического очерка 2-го кадетского корпуса», на наш взгляд, удалось выразить своеобразие той ситуации: «Судьба военно-учебных заведений в нашем отечестве представляет такой интерес, какого не может представлять она ни в одном другом государстве. <…> По меткому выражению профессора В. О. Ключевского, мы начали учиться у наших западных соседей с пушки, а затем уже перешли к другим отраслям знания. Этим объясняется, что история военной школы в первое время возникновения ее у нас почти сливалась с историей русского просвещения вообще»¹.

Заметим, что мнение В. О. Ключевского отнюдь не противоречило мнению А. С. Пушкина. Но даже на исходе века Просвещения многие родители, готовившие своих сыновей к военной стезе в родовых вотчинах, вдали от обеих столиц, искренне считали, что «наука отбивает от дела». Прочности этих убеждений отчасти способствовал и без того укрепившийся престиж России в военных делах. К середине XVIII столетия от военной репутации шведов не оставалось камня на камне. Прусский король Фридрих II Великий привел в своих Записках показательный исторический анекдот: «Тогдашнее превосходство России заставило шведов послать в Петербург двух сенаторов с предложением шведской короны молодому великому князю, принцу Голштинскому, племяннику императрицы (будущему императору Петру III. — Л. И.). Не могло быть для этой нации ничего более унизительнее отказа великого князя, который нашел эту корону недостойною себя. Маркиз Ботта, в то время австрийский министр в Петербурге, приветствуя великого князя сказал ему: „Я желал бы, чтоб королева, моя повелительница, столь же легко могла сохранять владения, как ваше императорское высочество от них отказываетесь“»².