Кутузов

После участия в штурме крепости обер-квартирмейстер Михайла Голенищев-Кутузов вернулся в армию П. А. Румянцева и 26 октября «за неимением в генеральном штабе того чина порозжей (порожней, свободной. — Л. И.) ваканции и по собственной его просьбе переименован в премьер-майоры и определен в Смоленский пехотный полк»²⁰. Вот как прокомментировал этот факт П. А. Жилин: «Широко образованный двадцатипятилетний Кутузов своим знанием военного дела, энергией и инициативой отличался от многих офицеров, прежде всего иностранцев, занимавших почти все должности в штабе Первой армии, которой командовал П. А. Румянцев. Засилье немецких офицеров, всемерная поддержка ими друг друга, незаслуженное поощрение и продвижение по службе создали для Кутузова, являвшегося старшим офицером в штабе, нестерпимую обстановку. Его резкие суждения по поводу насаждения в армии прусских порядков не могли не вызвать недовольства у прусских офицеров и возглавлявшего штаб генерал-квартирмейстера Фридриха Бауера (Боура)»²¹. Выше уже отмечалось, что «засилье» иностранных офицеров после Указа 1762 года не было прихотью правительства, и П. А. Румянцев, вводя в войсках «Обряд службы», старался нейтрализовать последствия этой вынужденной меры. Нет оснований полагать, что служба под начальством генерала Боура была для Кутузова «нестерпимой»: несмотря на «засилье» иностранцев, он быстро продвигался по службе, чему, безусловно, способствовал его начальник. Более справедливым представляется суждение Ю. Н. Гуляева: «В кампании 1770 года отчетливо проявились лучшие командирские качества молодого офицера: смелость, находчивость, решительность, хладнокровие в критических ситуациях, умение общаться с солдатами и способность повести их за собой. Да и сам М. И. Кутузов, видимо, в этой кампании почувствовал в себе бόльшую склонность к командирской, а не к штабной работе»²². С нашей точки зрения, склонность к службе «в поле» проявилась у Кутузова гораздо раньше (он с ней родился); чем еще объяснить «порывы его героизма», постоянное стремление попасть волонтером в сражение? Закономерным выглядит другой вопрос: почему он так долго находился при штабе? Ответ, думается, содержится в документах той поры: Кутузову не хотелось огорчать отца отказом следовать по его стопам. Илларион Матвеевич в это время также находился при штабе 1-й армии, и старому воину сильно нездоровилось: в рапорте от 25 марта Илларион Матвеевич сообщил графу Г. Г. Орлову, что по причине сломанной кости, которая еще не срослась, он пока не может следовать со 2-й армией графа П. И. Панина. Из-за несчастного случая отец будущего полководца остался при 1-й армии; «именно И. М. Голенищеву-Кутузову мы обязаны дошедшими до нас схемами и планами основных сражений 1770 года: турецкого лагеря при урочище Рябой Могиле и сражения при Рябой Могиле 12 июля 1770 года, сражения при речке Ларге 7 июля 1770 года, сражения при Кагуле 21 июля 1771 года и преследования неприятеля 21 июля 1770 года генерал-майором Боуром»²³. Кутузов же, судя по переписке и воспоминаниям современников, всегда был очень почтительным сыном. Для него было совершенно очевидным, что его отец уже с трудом несет службу и нуждается в его помощи. Кто бы еще мог помочь Иллариону Матвеевичу осматривать местность, составлять карты и маршруты передвижения войск, как не его сын, имевший ту же самую военную специальность и, по отзывам начальников, всегда отличавшийся особыми способностями? В сентябре того же года Илларион Матвеевич подал рапорт на имя императрицы, в котором просил по «дряхлости и болезням <…> от военной и гражданской службы уволить». Он получил отставку с чином инженер-генерал-поручика, а Михаил Илларионович почувствовал себя отныне свободным в выборе пути.