Кутузов

— Вот Екатерина Ильинишна будет довольна, — сказал Павел Андреевич Резвой, рассматривая вместе с Кутузовым подарки.

— Да, особенно шалями и платками, — согласился Михаил Илларионович. — А кофейные чашки у них такой же обычный и обязательный подарок, как у нас табакерка.

— И все это стоит не менее десяти тысяч пиастров, — оценил Резвой.

Осмотрев подарки, Михаил Илларионович вышел в посольский сад погулять для моциона. Он ходил по тенистым аллеям и думал, как бы завязать добрые отношения с султанскими женами. Ведь не только мать, но и они имеют влияние на Селима III. И хорошо бы подружиться с их черномазым евнухом — с кызлар-агасы.

"Но как найти для этого предлог и как это сделать? В гарем к ним не попадешь никак. Может, одалисок можно встретить где-либо вне гарема?"

Кутузов вызвал к себе Пизани.

— Николай Антонович, ходят ли куда-либо султанские жены за пределы гарема?

— Ходят: в баню.

Кутузов невольно улыбнулся и подумал: "Это не годится". Спросил:

— А еще куда?

— Гулять в дворцовый сад.

— Когда?

— Утром.

"Вот к ним в сад и нагрянуть, — подумал он. — Там увидишь всех: и султанских жен и их начальника — кызлар-агасы. С турками чем смелее, тем лучше!"

Михаил Илларионович знал, что проникнуть в этот сад, где гуляют султанские жены, нельзя. За вход в него карают смертью.

"Но нам — сойдет! Не станет же Селим ссориться из-за таких пустяков. Он умен. И он побоится России!"

Еще с вечера Михаил Илларионович приказал приготовить на константинопольском берегу лошадей, а Резвому отобрать штук тридцать золотых колец с бриллиантами, алмазами, яхонтами, браслетов и сережек для султанских жен и особый дорогой подарок "начальнику девушек" — золотые часы, табакерку, унизанную бриллиантами, и кольцо с громадным сапфиром.

На следующее утро Кутузов взял секунд-майора Резвого, переводчика Пизани и без всякой свиты, только в сопровождении бин-баши поехал осматривать Константинополь.

"Вот если бы наш Федя знал, куда мы поехали! — подумал Михаил Илларионович. — Но Федю брать нельзя: тут нужна осторожность, а он, как увидит гарем, все на свете забудет!"

Они на каике перебрались через Золотой Рог. На стамбульской стороне их ждали верховые лошади.

Михаил Илларионович велел Пизани везти его к султанскому саду.

Кутузов с сопровождающими медленно ехал по кривым, узким и грязным улицам Константинополя.

Стаи голубей то и дело вспархивали из-под ног лошадей. Голубей в Стамбуле водилось много: мусульмане любят и почитают их.

Михаил Илларионович издалека, по одним разноцветным папушам, распознавал прохожих: греки должны были носить только черные туфли, евреи — только синие, армяне — только красные. В желтых ходили одни турки.

Навстречу попадались турчанки, закутанные от глаз до самых пяток в безобразно широкие, словно мешки, фередже[24]. Они шли по-утиному, вперевалку.

Встречались мулы, навьюченные огромными корзинами с овощами, буйволы, медленно тащившие арбу с мешками. Арба пронзительно, немилосердно скрипела.

Но в общем турецкая часть города была менее оживлена, чем кварталы Пера и Галата, где жили европейцы.

Турок предпочитает сидеть, поджав ноги, на балконе дома, в бане, кофейне или просто на площади с неизменной трубкой в зубах. Он не терпит суеты, не кричит, не поет, не смеется. У турецких лавок не слышно галдежа и зазываний, как в Галате: турок торгует без запроса. Он горд, ленив и потому важен.

— Однако как долго тянутся переулки! Когда же выедем на главную улицу? — спросил у Пизани Кутузов.

— А мы уж давно едем по ней, — ответил советник посольства.

Стамбул вблизи оказался хуже, нежели можно было предполагать, глядя на него издали.

Михаил Илларионович терпеливо ехал, раздумывая о турках. Присматриваясь к ним, он находил в их характере много противоречий.

Турок три раза в день совершает омовения, у него на каждом шагу прекрасные мраморные фонтаны с обязательной надписью из корана: "Вода все оживляет", и в то же время он — неопрятен. Вот у этого щеголеватого бин-баши из-под нарядного мундира выглядывают рукава грязной сорочки.

Турок как будто воздержан в еде, но в то же время у него за обедом подают десятки блюд…

Кутузов ехал, с интересом глядя по сторонам.

Наконец впереди показалась высокая белоснежная стена, — видимо, начинался султанский сад.

Пока тянулись улицы, бин-баши, молодой, красивый турок, сохранял полное спокойствие. Он гордо ехал впереди всех, с удовольствием посматривая по сторонам и не предчувствуя, какой рискованный шаг замышляет этот стеленный, важный русский посол.

Вот и широкая калитка с красивой резной мавританской решеткой. Возле нее, скрестив ноги, сидел в дремотной позе черный евнух с ятаганом за широким красным кушаком.

Бин-баши уже миновал евнуха, когда посол, ехавший сзади, вдруг повернул к запретной калитке.

Бин-баши быстро поворотил коня и, подскакав к послу, стал торопливо объяснять ему, что в этот сад въезжать никому не дозволено.

— Скажите ему, Николай Антонович, что я это и сам прекрасно знаю! — спокойно ответил Кутузов, продолжая ехать к калитке.

Евнух очнулся от своей дремоты, с неожиданной легкостью вскочил на ноги и кинулся в калитку.