КУТУЗОВ

Голицын проехал с Михаилом Илларионовичем от Арбатских ворот вдоль бульваров к Яузскому мосту. Здесь встречные попадались редко.

У Яузского моста была свалка. Бегущие из столицы запрудили улицу, войска не могли из-за них взойти на мост.

У моста Михаил Илларионович увидел знакомую фигуру Ростопчина в треуголке и парадном сюртуке с эполетами. Он колотил нагайкой ремесленников, «рядчиков», крепостных, запрудивших улицу и въезд на мост, колотил тех, кому писал свои «афишки».

«Обещал вести народ на «Три горы» сражаться за Москву, а сам улепетывает», – подумал Кутузов.

Увидев Кутузова, Ростопчин подъехал к нему. Лицо «сумасшедшего Федьки» исказилось злобой и презрительной гримасой.

– Вот плоды ваших тактических и стратегических успехов! – истерически выкрикнул он по-французски.

– Прикажите очистить мост для прохода войск! – по-русски, спокойно, но твердо, по-начальнически, сказал Кутузов и глянул на Ростопчина одним зрячим глазом.

Ростопчин, мешая французские и русские проклятия, кинулся к мосту. Нагайка Ростопчина заходила по спинам спасавшихся от врага москвичей пуще прежнего.

Белый спокойный «мекленбуржец» Кутузова ступил на Яузский мост.

За главнокомандующим двинулись полки.

V

Кто хочет быть с Вами, тому нужно иметь две жизни: одну – свою, другую – в запасе.

Ермолов – Милорадовичу

Командующий арьергардом генерал Милорадович стоял с адъютантами у Поклонной горы, где был его правый фланг. Левый примыкал к Воробьевым горам.

Милорадовичу предстояла труднейшая задача: подольше задержать армию Наполеона, чтобы дать возможность войскам и обозам выйти из Москвы.

Был полдень. Сентябрьское солнце грело совсем по-летнему.

Ординарец, посланный в Москву узнать, как проходят через столицу войска, сказал, что за Дорогомиловской заставой улицы еще забиты артиллерией и обозами.

– Придется завязать дело, или, как написал вчера Ермолов: «Почтить видом сражения древние стены Москвы». Фокусник Алексей Петрович! Ишь какие красоты подпустил. Чистый Макиавелли!

Вчера это ермоловское выражение взорвало Милорадовича. В первую минуту он готов был ехать к Михаилу Илларионовичу и отказаться от командования арьергардом, но потом лег спать, а наутро раздражение улеглось.

– Французы обходят нас, ваше высокопревосходительство. Пока мы будем сражаться, Поняковский раньше нас придет в Москву, – говорил его штабной полковник Потемкин.

– А что будет с нашей артиллерией и обозами? – спросил кто-то из штабных.

Милорадович молчал, щурился, что-то обдумывая.

– Ну, бог мой! (Это было любимое присловье Милорадовича, вроде как у Суворова – «помилуй бог!») Дайте мне офицера, свободно говорящего по-французски, – обратился он к своему штабу. – И не рохлю, а бойкого! Кого-нибудь из лейб-гусаров, чтоб понаряднее!

Через минуту к нему лихо подскакал безусый, светлоглазый штаб-ротмистр лейб-гвардии гусарского полка в своем нарядном красном доломане и ментике с желтыми шнурами. Он имел вид лихого рубаки. Черный кивер был надет набекрень, молодое лицо смотрело с задором.

– Ваше высокопревосходительство, штаб-ротмистр Акинфов по вашему приказанию явился! – доложил он.

– Говорите по-французски? – спросил Милорадович, оглядывая Акинфова.

– С детства, ваше высокопревосходительство!

– Вот вам письмо его сиятельства к маршалу Бертье, – сказал Милорадович, подавая Акинфову большой конверт. – Письмо подписано дежурным генералом Кайсаровым. Мы поручаем великодушному попечению французов девять тысяч раненых и больных, оставшихся в Москве. Передайте это письмо лично неаполитанскому королю. Приветствуйте его величество от моего имени и скажите: если французы хотят занять Москву в неприкосновенном виде, то пусть дадут нам время спокойно пройти через город. В противном случае генерал Милорадович будет драться в Москве за каждый дом, за каждый переулок и оставит вам, скажите, одни развалины! – Милорадович махнул рукой, точно рубил по воздуху.

– Ваше высокопревосходительство, так говорить с французами не годилось бы, – негромко заметил полковник Потемкин.

Милорадович вспыхнул.

– Это мое дело! Ваше дело – умирать, мое – приказывать, как нахожу нужным! – отрезал он и продолжал говорить Акинфову: – Не торопитесь, ротмистр, старайтесь, ну, бог мой, погостить у французов подольше. Не забудьте взять трубача, а то вас подстрелят их ведеты*. Вон возьмите трубача у драгун, – оглянулся Милорадович. – Эй, трубач, ко мне!

____________________

* В е д е т ы – артиллерийские посты охранения.

Трубач Черниговского драгунского полка, усатый унтер, подскочил к командующему.

– Поедешь с их благородием.

– Слушаюсь!

– Так помните, ротмистр: туда – стрелой, оттуда черепахой.

Акинфов поднял коня в галоп и помчался.

Трубач не отставал от штаб-ротмистра.

– Ваше благородие, мы куда? – спросил трубач, видя, что Акинфов направился на запад.

– К французам! – весело ответил Акинфов.

– А куда поедем, ваше благородие?

– К авангарду, конечно.

– К какому – переднему аль заднему?

(Акинфов знал, что солдаты всегда спрашивают так.)