КУТУЗОВ

Но это не встревожило его пылкое, гасконское сердце, а только обидело.

За несколько дней до наступления русских у Мюрата произошел на аванпостах любопытный разговор с Милорадовичем.

Тон их беседы был уже далеко не тот, что неделю назад.

Когда они съехались на поле, Мюрат, щелкая по зеленым голенищам сапог шелковой плетью, сказал тоном выговора Милорадовичу:

– Известны ли вам, генерал, буйства, которые позволяют ваши казаки? Они стреляют по нашим фуражирам. Этого мало. Крестьяне убивают моих гусар!

– Мне очень приятно слышать из ваших уст, ваше величество, что казаки хорошо исполняют мои приказания, – спокойно ответил Милорадович. – Не менее радует меня и то, что крестьяне оказываются настоящими русскими!

– Это противно правилам войны. Если так будет продолжаться, мне придется отряжать солдат для охраны фуражиров! – возмущался Мюрат.

– Вы только сделаете нам приятное, – легко поклонился Милорадович. – Мои офицеры жалуются, что около трех недель бездельничают. Им хотелось бы отбить несколько французских пушек.

– Зачем озлоблять два народа, имеющие столько причин уважать друг друга? – уже миролюбивым тоном начал неаполитанский король.

– Поверьте, государь, что я и мои офицеры всегда готовы дать всевозможные доказательства нашего уважения храброму французскому воинству! Но вместе с тем осмеливаюсь заверить вас, ваше величество, что фуражирам вашим не дадим пощады. Мы будем бить и охрану, которую вы пошлете!

– Позвольте вам заметить, генерал, что охрана не разбивается словами! – снова вспыхнул Мюрат. – Лучшая часть России завоевана нами. Посмотрите, куда проникли наши победоносные войска!

– Карл Двенадцатый пробрался еще дальше, однако же… – начал Милорадович.

– Однако же мы по сей день всегда оставались победителями! – перебил Мюрат.

– Пока что мы дрались по-настоящему только под Бородином и вы ничего не смогли нам сделать! – парировал Милорадович.

– А не открыла ли наша победа под Бородином ворота Москвы?

Теперь уже настал черед возмущаться Милорадовичу:

– Извините, ваше величество, Москва была отдана без боя…

– Как бы то ни было, но ваша древняя столица в наших руках! – торжествовал неаполитанский король.

– К сожалению, это пока еще так, – согласился Милорадович. – Но ведь его величество король неаполитанский приехал к генералу Милорадовичу просить пощады для французских фуражиров, а не наоборот!

Мюрат поморщился.

– Я хотел только довести до вашего сведения о наглых поступках казаков и крестьян… Я много воевал, но не видел такой войны! – обидчиво вспыхнул Мюрат.

– Я тоже воевал немало! – ответил Милорадович.

– Где и когда вы начали службу в генеральском чине? – заносчиво глянул на русского генерала Мюрат.

– В тысячу семьсот девяносто девятом году во время похода Суворова в Италию. Я полагаю, во Франции еще не забыли Суворова? – улыбнулся Милорадович.

Мюрат ничего не ответил: он дал шпоры коню и помчался к своим.

Неаполитанский король был раздражен, но, проскакав с полверсты, успокоился. Он не придал сегодняшнему разговору серьезного значения; Мюрат счел это простой словесной дуэлью, в которой, может быть, русский генерал и вышел победителем.

Стоит ли об этом думать?

А настоящее столкновение назревало.

Толь продолжал убеждать Кутузова в необходимости наступления. Он говорил, что скоро Наполеон сам оставит Москву, что к французам идет на помощь корпус Виктора и потому следует поторопиться разбить авангард Мюрата. Толь представлял веские доводы: расположение французского авангарда у речки Чернишня таково, что легко обойти левый фланг: к самому лагерю подходит лес. В лесу не устроено засек, по лесу не ездят французские дозоры. Мюрат держит себя неосмотрительно, беспечно: он легкомысленно поверил в слабость русских. Французам война надоела, они хотят мира и уверены, что между Наполеоном и Александром идут переговоры. Силы у Мюрата невелики: восемь тысяч кавалерии и около двенадцати тысяч человек пехоты при ста восьмидесяти семи орудиях.

Кутузов отвечал Толю, что все это так, но русские непривычны к обходным маневрам, а к тому же теперь в полках много молодых солдат.

Может быть, все уговоры генералов и Толя не подействовали бы на Кутузова, но в эти дни он получил рескрипт царя, не очень ласково говоривший о том же:

«По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам с своею гвардиею, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед Вами, были значительны и не позволяли Вам действовать наступательно?»

В конце рескрипта стояла такая фраза, звучавшая угрожающе:

«Вспомните, что Вы еще должны отчетом оскорбленному Отечеству в потере Москвы».

Делать было нечего, Кутузов согласился напасть на авангард Мюрата, но с одним условием: чтобы это нападение не переросло в большой бой – Наполеон с главными силами был все-таки очень близко.

II

Свита Кутузова, состоявшая из офицеров, служивших не только при Кутузове, но и при Барклае и Багратионе, прекрасно изучила нрав и характер своих полководцев. Она знала, каковы они в милости и в гневе.