Многословия Петр Александрович не любил. Замысел командующего был ясен: Румянцов намеревается ударить всеми силами в одно место. В бой идти пятью каре. Бой начать ночью!
Все по-своему, не так, как учит Европа. Все по-русски!
IV
Войска, построенные в пять колонн, ждали сигнала к выступлению. Сегодня командующий приказал бить вечернюю зорю на два часа раньше, чтобы люди успели выспаться. И хотя была ночь, но в колоннах никто не клевал носом.
Полки стояли «вольно».
– Курить и говорить – на месте! Чтоб на марше ни огонька, ни звука! – таков был приказ.
Курили, переминаясь с ноги на ногу, думали, перешептывались:
– Знатно это, братцы, что впереди – Траянов вал: турок не видит, что ему готовится!
– Бусурман спит спокойно.
– Чего ему бояться! Нас против него – горсточка!
– А хорошо это придумал Петр Александрович – выступать ночью: не жарко и враг нас не ждет.
Генерал Боур с остальными офицерами – графом Воронцовым, князем Меншиковым и Михайлой Кутузовым – стоял между егерями, разговаривая.
Вестовые держали командирских лошадей.
К Боуру подошел капитан Анжели. Француз шел скорчившись и держась одной рукой за живот.
– Что с вами, капитан? – участливо спросил Боур.
– Живот схватило, ваше превосходительство. Как ножами режет, – хмуро ответил Анжели.
– А что вы ели? Лапти дульче?
– Ел эту проклятую молдаванскую маринованную тыкву с чесноком. Теперь ни стоять, ни сидеть…
– Подите ко мне в хату. Полежите. Выпейте водки или хотя бы здешней ракии. Авось пройдет. Вы нас успеете догнать!
Анжели только стонал.
– И надо же, перед самым боем схватило, – посочувствовал Воронцов.
– Да, да, – натужно сказал Анжели и, все так же скрючившись, пошел по направлению к Греченям.
– Медвежья болезнь приключилась! – вполголоса сказал вслед ему Кутузов.
Двадцатичетырехлетний подполковник Меншиков не выдержал, фыркнул. Первая шеренга егерей слышала весь разговор и оживленно перешептывалась:
– Анеужели тягу дал!
– И как ему не стыдно?
– А зачем барину-то голову класть за чужое отечество?
– Тогда не лезь в нашу армию! Сиди у себя дома на печке!
– Да, назвался груздем, полезай в кузов!
Сзади послышался конский топот и какие-то голоса.
– Кто там шумит? – встрепенулся Боур, взглянув назад, где стояли его двенадцать эскадронов карабинеров и гусар.
В полутьме летней ночи вырисовывалась приближающаяся группа всадников. Еще минута – и все сразу узнали высокого румянцовского жеребца Цербера, которого солдаты звали по-своему, понятнее, – Цебер. На Цербере возвышалась представительная фигура командующего. За ним трусили три адъютанта: Румянцов не любил пышной свиты.
– Са-ам!
– Петра Александрович! – заговорили егеря, к которым подъезжал он.
Боур и командиры батальонов поспешно сели на коней.
– Не робеть, ребята! – не спеша, раздельно и четко говорил командующий. – Вспомним Ларгу! Вспомним Рябую Могилу! Была могила турку и впредь будет! Мы победим! Молодцами, егеря!
Вот тут-то егерям задача. В другое время они единодушно гаркнули бы: «Рады стараться!..» Но ведь сейчас громко говорить не велено. И задние полки тоже ведь молчат!
И по егерским рядам только пронесся одобрительный гул, – мол, не выдадим!
Чувствовалось, что солдаты поддерживают своего командира.
Румянцов поравнялся с Кутузовым.
– А-а, Михайло Ларионович! – улыбнулся он.
Кутузов молча снял треуголку, приветствуя командующего. «Всех всегда помнит. Удивительная память. Офицеров – даже по именам и отчествам, а многих солдат – по фамилии».
Румянцов заставлял офицеров знать своих солдат по имени, ближе знакомиться с ними.
Командующий армией поехал дальше, к артиллеристам, шедшим в голове колонны.
Боур присоединился к Румянцову. Воронцов и Меншиков поспешили назад к своим батальонам.
Михаил Илларионович всегда с интересом смотрел на командующего.
Когда он приехал в армию из Санкт-Петербурга и представлялся Румянцову, командующий сказал его отцу, Иллариону Матвеевичу Кутузову, который присутствовал при этом: «Подобного Михайле наукою я в сем чине еще не встречал!»
Кутузов запомнил, как отец рассказывал, что Фридрих II прусский в Семилетнюю войну предупреждал своих генералов: «Остерегайтесь этого дьявола Румянцова, остальные генералы союзников не опасны!»
И всегда помнил, что Петр Александрович Румянцов – родной, хотя и внебрачный, сын Петра Великого.
Да, в Петре Александровиче Румянцове есть что-то от его отца! И особенно в военном искусстве.
В военном деле Румянцов во всем следует петровским заветам. Румянцов, так же как и Петр Первый, ценит и любит солдата, надеется на него, помнит о нем. Потому-то и сейчас приехал говорить с ними.
Чувствует, что солдаты знают о том, как силен визирь, и что кое-кто из солдат может вдруг усомниться в успехе.
Вот и приехал сказать им хоть два слова – Петр Александрович был немногословен.
Приехал подбодрить в последнюю минуту перед неравным боем.
Недаром девиз Румянцова – non solum armis*.
И солдаты ценили такое отношение к ним командующего.
* Не только оружием (лат.).
V
Русские войска спокойно продвигались вперед, не встречая на своем пути никого. Идти было легко: ночь стояла прохладная.