Читаем КУТУЗОВ полностью

Забрызганный грязью молодой человек оказался русским императором Александром. Он ехал в Пулавы в сопровождении австрийских чиновников, которые сбились в лесу с дороги. Кучер наскочил в темноте на пень и сломал каретную ось. Незадачливых путешественников вывел из беды еврей-корчмарь, который вез бочку с водкой. Он согласился провести Александра I в Пулавы. Освещая путь фонарем, корчмарь провел царя по лесной тропке напрямки к Пулавам.

Александр запретил лакеям будить хозяев и прошел в приготовленные для него покои. Измученный непривычным вояжем, он повалился, не раздеваясь, на кровать.

К утру императорскую карету кое-как доставили в Пулавы. Александр надел новый мундир, привел себя в порядок и ласково принял хозяев дома.

Чарторийские просили прощения за то, что так нелепо получилось, что все спали, когда его величество изволил «прибыть», сокрушались, почему его величество не разбудил их, благодарили за высокую честь, оказанную им.

Александр I слушал хозяев, как всех, немного выставив вперед голову, и изображал на своем лице сладенькую улыбку. Александр I знал и никогда не забывал, что за этой его улыбкой упрочилась слава «обворожительной». Он ответил Чарторийским, что обязан им еще большей благодарностью – ведь они дали ему «лучшего друга в жизни».

Присутствовавший при разговоре Адам Чарторийский сиял от счастья.

Александр пустил в ход все свое притворство. Он лебезил перед хозяйкой и ее родственницами. Он был из тех людей, которые всегда вежливее, предупредительнее с чужими, чем со своими. Александр выражал желание познакомиться с возможно большим числом поляков, и в Пулавы стали стекаться из Варшавы целые толпы гостей.

Утром император Александр ехал верхом в лагерь и производил смотр своим войскам, занимался любимой шагистикой. В лагере он отбрасывал всякую любезность и простоту и опять становился придирчивым и жестким. Вернувшись во дворец, Александр сменил мундир на фрак и играл роль «милого человека» и простака. Он подавал руку каждому приезжавшему в Пулавы шляхтичу, дамам галантно целовал ручки. Паны были восхищены государем, а дамы сразу же превращались в ярых поклонниц двадцативосьмилетнего императора, который был скорее галантным кавалером, чем венценосцем. Александр заискивал у поляков, не скупился на комплименты и окончательно вскружил польской знати голову.

Обедать Александр соблаговолил за общим столом, в большой зале дворца, что дало возможность многим панам, любившим прихвастнуть, рассказывать потом:

– А я обедал за одним столом с русским императором!

Александр отбросил весь придворный этикет и держал себя как «друг семьи» Чарторийских. Но стоило только явиться к нему с докладом русскому генералу или русскому дипломатическому чиновнику, как Александр из простого и любезного человека становился неласковым и надменным.

Еще минуту назад он мог подавать стул незнатной польской даме, а теперь свысока говорил с заслуженным русским сановником.

Поляки, и особенно польки, были в восторге от молодого императора. Они, казалось, не замечали его небольшой глухоты, рано начинающейся лысины и того, что Александр был хром.

Для них он был «ангел».

Все поляки невольно сравнивали русского императора с новоиспеченным французским. По рассказам, Наполеон был груб не только с мужчинами, но и с женщинами. Он на приеме мог подойти к даме и громко сказать: «А я думал, что вы хорошенькая!» (Александр I говорил каждой, что она – лучше всех!); или сказать: «Я знаю, вы любовница графа N» (Александр держался с многодетными матронами так, словно они еще были девушками).

Русский император обворожил польскую знать. Она была готова восстать против Пруссии и идти за Александром.

Варшавские торговки уже говорили прусским полицейским: «Ваше царство скоро кончится – вот придут русские, и мы вас прогоним!»

Александр I делал вид, что готов порвать с Пруссией.

Горячий патриот Адам Чарторийский, бывший на седьмом небе от такого поворота дел, написал в депеше русскому послу в Вене графу Разумовскому:

«Его величество твердо решил начать войну против Пруссии».

Но прошло еще несколько дней, и все резко изменилось.

«На смену пулавской идиллии приближалась потсдамская мелодрама», – как написал впоследствии историк.

Князь Долгоруков, посланный из Бреста в Берлин для того, чтобы уговорить прусского короля вступить в коалицию против Наполеона, сначала не имел успеха.

Но король неожиданно получил известие, что французские войска перешли через прусскую границу в Анспахе.

После этого нарушения прусского нейтралитета король Фридрих-Вильгельм III согласился пропустить через прусскую территорию и русские войска.

Александр I гостил в Пулавах уже две недели. Он сидел здесь так долго не потому, что его в самом деле увлекли кокетливые польки всех возрастов, а потому, что ждал результата переговоров Долгорукова с прусским королем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы