Кутузов

— С письмом от его сиятельства графа Кутузова к неаполитанскому королю.

Услышав слово "Кутузов", полковник просиял:

— Что, мир?

— Все может быть, господин полковник.

— Ну, что же, поедем. Его величество вон там, в том замке, — сказал полковник, указывая на группу деревьев, за которыми стоял загородный дом.

"Чей же это загородный дом? — соображал Акинфов. — Свечиных или Тутолминых?"

Они поскакали к "замку". На полях виднелись группы войск. Пять кавалерийских полков стояли "эн-ашикье"[50].

Акинфов подметил: посадка людей хороша, обмундирование сносное, но кони плохи — худы.

Перед строем кавалерийских полков разъезжал остроносый генерал в темно-коричневом не первой свежести мундире, с непомерно длинными волосами, выбивавшимися из-под выцветшей треуголки. Увидев Акинфова и полковника, генерал поехал им навстречу. Полковник конноегерей снял шляпу, доложил остроносому генералу.

Генерал махнул головой:

— Поезжайте к королю.

— Это генерал Себастиани, — объяснил полковник. Они поскакали дальше.

На поле располагалась пехота.

— Смотрите, господа, русский!

— Предлагают мир?

— Пусть поест нашего супу! — кричали солдаты.

Акинфов еще издалека увидал цветистого, яркого Мюрата. Он ехал из "замка" в окружении многочисленной блестящей свиты штабных офицеров, молодых адъютантов, ординарцев. Увидев Акинфова и полковника, Мюрат и его приближенные оживились.

Акинфов, полковник и трубач подскакали к Мюрату и остановились. Акинфов, козыряя, подал неаполитанскому королю пакет.

Мюрат приподнял свою вышитую золотом и украшенную дорогими страусовыми перьями шляпу, коротко приказал свите остаться на месте, а сам отъехал с Акинфовым на несколько шагов в сторону.

Он положил руку, всю унизанную дорогими перстнями, на шею гнедого Акинфова — Баяна.

— Что скажете, милый капитан? — улыбаясь белыми зубами, спросил неаполитанский король.

Акинфов передал просьбу Кутузова и слова Милорадовича.

Мюрат вскрыл конверт, прочел.

— Напрасно, мой капитан, поручать раненых нашему великодушию: пленный для француза уже не враг!

— И для русских тоже, ваше величество.

— Вне битвы француз не любит иметь врагов!

Заключить перемирие Мюрат сначала отказался: он вспомнил, как Наполеон корил его за перемирие в 1805 году.

— Не в моей власти остановить движение великой армии. Я должен спросить разрешения у императора, — ответил Мюрат.

— Я готов ждать, ваше величество, когда вы получите ответ, — сказал Акинфов.

Мюрат колебался. С одной стороны, было заманчиво получить такой город неповрежденным, а с другой — немного рискованно: как этот шаг примет Наполеон? Но всегдашняя самонадеянность, заносчивая самоуверенность и наглость одолели.

— Верьте, мой капитан, я так хочу сохранить древний город! Пожалуй, я рискну на следующее: я пойду так медленно, как это угодно генералу Милорадовичу, но с одним условием: Москва будет занята сегодня же, — сказал Мюрат.

— Генерал Милорадович, конечно, будет согласен, — уверил Акинфов.

Мюрат послал адъютанта в передовую цепь сказать, чтоб не шли дальше и прекратили перестрелку.

— Вы хорошо знаете Москву? — спросил у Акинфова Мюрат.

— Я природный москвич.

— Прошу уговорить жителей оставаться спокойно. Мы не только не сделаем им вреда, но не возьмем малейшей контрибуции. Будем заботиться о безопасности. Скажите, где граф Ростопчин?

— Я был постоянно в арьергарде и потому не знаю…

— А где император Александр и великий князь Константин?

"Если я скажу, что они в Петербурге, то вдруг Наполеон пошлет туда Особый корпус?" — подумал Акинфов и сказал:

— Ваше величество, я слишком мал для того, чтобы знать.

— Я уважаю императора Александра и очень дружен с великим князем Константином. Жалею, что вынужден воевать с ними. Скажите, много ли у вас потерь в полку?

— Мы каждый день в деле, ваше величество. Сами знаете: без потерь не обойтись!

Мюрат смотрел вдаль и думал. Он прикидывал в уме: а может быть, шурин-император и не станет сердиться на него, что он задержит движение армии? Ведь так прекрасно было бы войти в совершенно нетронутую Москву!

Всегдашняя непреодолимая жажда риска овладела его пылким гасконским сердцем. Он перестал колебаться.

— Передайте генералу Милорадовичу, что я согласен с его предложением. И только потому, что очень уважаю его! — решительно сказал Мюрат. — Пора, пора мириться! Мы будем заботиться о сохранении мира! — горячо говорил он, думая о своем.

И неаполитанский король, милостиво помахав на прощание штаб-ротмистру рукой, уехал к своим.

Акинфов с французским полковником и трубачом, ожидавшими его поодаль, поехал к аванпостам. Акинфов помнил наказ Милорадовича не торопиться и попросил у полковника разрешения полюбоваться по пути двумя гусарскими полками, выстроенными на лугу.

Полковник, видя, как милостиво говорил с русским офицером король, охотно согласился.

— Это самые любимые полки неаполитанского короля — седьмой и восьмой гусарские, — сказал полковник.