Кувшин золота

Они уселись под кустом, и Философ разжег свою трубку. На открытом месте было достаточно светло, чтобы видеть кольца дыма из трубки, но не более. Фигуру можно было различить только как тень темнее окружавшего ее мрака; но земля была сухой, а воздух лишь приятно прохладным, сидеть было удобно. Сделав несколько затяжек, Философ передал трубку сидевшему рядом с ним, и так трубка обошла всю компанию.

— Я уложила детей, — сказала Тощая Женщина, — и пошла по дороге за тобой с горшком каши, ведь ты не успел даже поужинать, Господь тебе помоги! и я подумала, что ты, наверно, голоден.

— Так и есть, — очень прочувствованно сказал Философ, — но я не виню тебя, дорогая, за то, что горшок разбился по дороге…

— По пути, — продолжала женщина, — я встретилась с этими добрыми людьми, и когда рассказала им, что случилось, они пошли со мною, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать. Когда они выбежали из кустов и напали на полицейских, я хотела быть с ними, но боялась, что растеряю кашу.

Философ облизнулся.

— Я слушаю тебя, любимая, — сказал он.

— Поэтому я осталась, где была, с кашей, накрытой шалью…

— Так значит, ты споткнулась, женушка?

— Да вовсе нет, — ответила она. — Каша у меня и сейчас с собой. Наверно, она чуть остыла, но это лучше, чем ничего. — И она дала ему в руки горшок. — Я положила в нее сахар, — застенчиво сказала она, — и смородину, а ложка у меня в кармане.

— Вкусно, — сказал Философ и очистил горшок так быстро, что жена заплакала, видя, как он голоден.

К этому времени трубка вернулась к нему снова и пришлась очень кстати.

— Теперь мы можем поговорить, — сказал Философ, выпустил в темноту большой клуб дыма и счастливо взохнул.

— Мы решили, — сказала Тощая Женщина, — что некоторое время ты не сможешь вернуться к нам домой: полицейские долго еще будут шарить по Койлле Дорака, это уж наверняка; ведь верно же, что кому подвалит счастья, того никто не бросается искать, а вот если человеку выпало что-то дурное или какое-нибудь наказание, то весь мир его разыскивает, пока не найдет?

— Это утверждение истинно, — сказал Философ.

— Вот мы и придумали вот что: ты должен пожить с этими человечками в их доме под тисом на Горте. Ни один полицейский на свете не найдет тебя там; или, если ты ночью отправишься к Бругу Бойна[21], сам Ангус О'г даст тебе убежище.

Здесь вмешался один из лепреконов:

— Почтенный Сэр, — сказал он, — в нашем домике не так много места, но в нем нет недостатка в гостеприимстве. Вам понравится путешествовать с нами лунными ночами и наблюдать разные необычные вещи, ибо мы часто ходим в гости к Ши из Холмов, и они приходят к нам; нам всегда есть о чем поговорить, а еще мы устраиваем танцы в пещерах и на вершинах холмов. Не думайте, что мы живем бедной жизнью, потому что у нас есть и веселье, и изобилие, а до Бруга Ангуса Мак ан О'га[22] добраться нелегко.

— Танцевать бы мне понравилось, — ответил Философ, — потому что я считаю, что танец есть первая и последняя обязанность человека. Если мы не можем веселиться — что же мы тогда такое? Жизнь совершенно бесполезна, если не находить в ней то тут, то там веселого смеха — но на этот раз, достойные жители Горта, я не могу пойти с вами, потому что мне надлежит сдаться полиции.

— Ты не сделаешь этого! — воскликнула со страхом Тощая Женщина. Даже не думай об этом!

— Невиновного человека, — ответил Философ, — нельзя угнетать, поскольку дух его крепок и сердце подбадривает его. Только на виновного может пасть тяжесть наказания, ибо он сам наказывает себя. Вот что я думаю: человек всегда должен подчиняться закону телом и не подчиняться ему душой. Я был арестован, представители закона держали меня в руках, и я должен вернуться к ним, чтобы они смогли сделать со мной все, что должны сделать.

Философ снова взялся за трубку, и хотя все долгое время убеждали его и спорили с ним, они так и не смогли заставить его отказаться от своего решения. Поэтому, когда бледный проблеск рассвета прокрался в небо, они поднялись и отправились на перекресток, а оттуда — к Полицейскому Участку.

На краю деревни лепреконы пожелали Философу всего доброго, и Тощая Женщина попрощалась с ним, сказав, что отправится к Ангусу О'гу и попросит помощи от имени своего мужа; а потом лепреконы и Тощая Женщина вернулись туда, откуда пришли, а Философ пошел к казарме.

Глава XVI

Философ постучался в дверь казармы, и ее открыл человек с нечесанными рыжими волосами, выглядевший так, будто только что проснулся.

— Чего надо в такую рань? — спросил он.

— Я хочу сдаться полиции, — ответил Философ.

Полицейский оглядел его:

— В твоем-то возрасте, — сказал он, — нельзя же быть таким идиотом. Иди домой, мой тебе совет, и никому ни о чем не рассказывай. А теперь скажи: что-то уже вскрылось, или ты хочешь просто облегчить душу?

— Я же говорю: я хочу сдаться, — повторил Философ.

— Ну, раз так надо, значит, так надо, и дело с концом. Вытирай ноги на крыльце и заходи — а я сниму твои показания.

— У меня нет для вас никаких показаний, — сказал Философ, — ибо я ничего не сделал.

Полицейский снова поглядел на него.