Кузен Понс

— Нет, покорно благодарю, — сказала тетка Сибо, — не надо мне никакого наследства! Никто мне за мое добро спасибо не скажет! Я прошу только то, что мне полагается! Я, сударь, честно прожила тридцать лет. Мой хозяин, господин Понс, обещал, что его друг Шмуке не оставит меня; ну что же, буду спокойно доживать свой век у старичка немца...

Фрезье понял, что перестарался, он слишком запугал тетку Сибо, и теперь надо было смягчить впечатление, вызванное его словами.

— Не будем терять надежды, — сказал он. — Ступайте спокойно домой. Поверьте, мы доведем дело до благополучного конца.

— А как мне быть, дорогой господин Фрезье, чтоб получить пенсию и...

— И не знать упреков совести? — быстро перебил он тетку Сибо. — Вот для этого-то и существуют юристы; в таких делах ничего не добьешься, если не будешь действовать согласно закону... Вы законов не знаете, а я их знаю... Если вы пойдете законным путем, то получите деньги, и никто вас и словом не попрекнет, а совесть — это уж ваше личное дело.

— Ну, так как же мне быть? — опять спросила тетка Сибо, которую эти слова и заинтересовали и окрылили.

— Не знаю, я еще не изучил все возможности, которые открываются перед нами, до сих пор я занимался только помехами. Во-первых, конечно, надо уговорить его написать завещание, это будет правильный путь; но прежде всего надо знать, в чью пользу он его составит, ибо если бы он отказал все вам...

— Нет, нет, он меня не любит! Ах, если бы я раньше знала цену его вещицам, если бы я раньше знала то, что он мне рассказал о своих сердечных делах, я бы теперь ни о чем не беспокоилась...

— Так или иначе, — сказал Фрезье, — не унывайте. У умирающих бывают странные причуды, голубушка мадам Сибо, они часто обманывают ожидания. Важно, чтоб он написал духовную, а там видно будет. Но прежде всего надо оценить те вещи, которые составляют наследство. Поэтому устройте мне встречу с евреем и с этим вашим Ремонанком, они будут нам очень полезны... Положитесь на меня, я всегда к вашим услугам. За своего клиента я горой стою, если он на меня полагается. Либо ты мне друг, либо враг — уж такой у меня характер.

— Ну, так я во всем на вас полагаюсь, — сказала тетка Сибо, — а что касается оплаты, господин Пулен...

— Оставьте этот разговор, — прервал ее Фрезье. — Устройте так, чтобы Пулен был все время при больном, он один из самых честных, самых бескорыстных людей на свете, а нам нужен верный человек... Пулен лучше меня, я обозлен.

— Это и видно, — согласилась тетка Сибо, — но все же я на вас полагаюсь...

— И правильно делаете, — сказал ходатай. — Заходите ко мне каждый раз, как будет что новое, и... Ну, да вы женщина умная, все пойдет хорошо.

— Прощайте, дорогой господин Фрезье; доброго здоровья... Мое почтение...

Фрезье проводил свою клиентку до выхода и, стоя уже на пороге, сказал ей свое последнее слово; таким образом здесь повторилась та же сцена, что накануне у доктора Пулена.

— Если бы вы могли убедить господина Понса обратиться ко мне за советом, это было бы великое дело.

— Постараюсь, — ответила тетка Сибо.

— Я, мамаша, хорошо знаком с господином Троньоном, — сказал Фрезье, уводя тетку Сибо обратно в кабинет, — он нотариус в нашем квартале. Если у господина Понса нет своего нотариуса, порекомендуйте ему господина Троньона, пусть обратится к нему.

— Понимаю, — сказала привратница.

Уходя, она услышала шелест платья и звук тяжелых, но осторожно крадущихся шагов. Очутившись одна на улице, привратница через некоторое время пришла в себя. Хотя она все еще находилась под впечатлением недавнего разговора и все еще очень боялась эшафота, суда и судей, она приняла весьма естественное решение, которое неизбежно должно было привести к скрытой борьбе с ее страшным советчиком.

«Чего ради брать кого-то в компанию? — раздумывала она. — Соображу и сама, и тогда предложу им свои услуги, и посмотрим, что они мне дадут».

Это решение, как видно будет дальше, ускорило смерть бедняги музыканта.

— Ну, как, господин Шмуке, — сказала тетка Сибо, входя в квартиру, — как чувствует себя наш золотой?

— Невашно, — ответил немец. — Понс бредиль всю нотшь.

— Что же он говорил?

— Всякую тшепуху, обещаль оставлять мне все свое зостояние, з условием нитшего не продавать... И плакаль бедняшка, всю душу мне перевернуль!

— Пройдет, все пройдет, золотце мое! — принялась его утешать привратница. — Вы заждались меня с завтраком, ведь уже девять часов; не сердитесь, уж очень я захлопоталась, и все по вашим делам. У нас все деньги вышли, но я достала!

— Где ви полютшили? — спросил пианист.

— А заклад на что?

— Што есть закляд?

— Да ссудная казна!

— Какая зудная касна?